Главное, не спешить. А то и грохнуться можно, слабость ведь никуда не делась, да и отступившая головная боль только и ждет возможности вернуться и выпить на брудершафт со слабостью. Им ведь, гадинам, есть о чем поговорить!
Вика медленно, стараясь не делать резких движений, перевела себя в вертикальное положение. Посидела, прислушиваясь к ощущениям. Ощущения показали ей большой палец.
Не средний, а значит, можно продолжить.
Так, теперь встаем.
Слегка штормило, но в целом было вполне приемлемо. Главное, не спешить – не хватало еще грохнуться в обморок посреди комнаты!
Ведь на ней, как успела заметить Вика, ничего, кроме тончайшей ночной рубашки, нет…
Идти напрямик девушка не рискнула – это ведь целых три метра открытого пространства, где в случае чего и опереться не на что! Сейчас не помешал бы такой металлический ходунок-опора, с которым ползают западные старушки, но, увы! – подобным аксессуаром фон Клотц не обзавелся.
Поэтому брести пришлось вдоль стенки, опираясь рукой на веселенькие обои в цветочках.
М-да, ей явно еще было рановато вставать – волны слабости, накатывавшие одна за другой, становились все выше, все мощнее. За ними следом подтянулись тошнота и головокружение, задрожали ноги, но окно было уже совсем рядом – каких-то двадцать сантиметров пути!
Которые Вика проползла за рекордное для улиток время – две минуты.
И буквально стекла на подоконник, ухватившись за него обеими руками. В глазах потемнело, да так, что девушка едва не расплакалась от обиды – столько усилий, и все может оказаться напрасным, она тупо грохнется в обморок!
Но она смогла удержаться от падения в небытие, несколько раз глубоко, до самого донышка легких, втянув в себя свежий вкусный воздух, вливающийся в комнату из полуоткрытого окна.
Темнота из глаз постепенно ушла, уступив место прозрачной ясности.
И Вика наконец смогла рассмотреть пейзаж за окном.
А вот удержаться от слез бессилия и разочарования не смогла.
Потому что надежды не было. Никаких признаков человеческого жилья вокруг. Лишь дремучий, непроходимый лес да горные склоны…
Глава 20
За спиной снова щелкнул дверной замок, и голос фон Клотца насмешливо поинтересовался:
– Прелестный вид из окна, правда? Ни единого вонючего дымка на много километров, лишь девственный, не оскверненный человеческим присутствием лес. И горы. А зверья здесь сколько – ты не поверишь! Я даже не представлял, что еще сохранились на свете места, где весьма комфортно сосуществуют стаи волков, рыси, медведи, росомахи и другие хищники. И всем хватает еды, представляешь? Но и человечинкой они не брезгуют, увы, так что на прогулки по лесу рассчитывать не приходится. Если только в сопровождении человека с ружьем.
– Весь этот пламенный спич преследовал, полагаю, одну цель – убедить меня, что бежать отсюда невозможно? – С неимоверным трудом Вика наскребла по закоулкам измученной души крохи сарказма и высыпала их все без остатка в голос. Но для придания образу целостности пришлось разговаривать с фон Клотцем, не поворачиваясь к нему лицом – зареванным и несчастным. – Тогда к чему эти прочные решетки, абсолютно не вписывающиеся в интерьер комнаты? Предполагалось, что я свяжу из простыни и пододеяльника веревку и спущусь вниз? А потом лихим прыжком перемахну вон тот высоченный забор и пьяным лосем ломанусь сквозь заросли, не разбирая дороги?
– Как все-таки здорово, что ты у меня не только красивая, но и умница, и с чувством юмора! – Скрипнули половицы, и на плечи девушки опустились горячие мужские ладони, а бархатный голос замурлыкал в самое ухо, выгнав вдоль позвоночника толпу мурашек. – И мне вовсе не приходится заставлять себя спать с тобой, наоборот – я с нетерпением жду этого момента! Тем более что я уже видел твое великолепное тело, и поверь, мне стоило немалых трудов сдерживать себя, когда я обмывал и переодевал мою Викхен! – Фон Клотц тяжело задышал и слегка прикусил мочку девичьего ушка.
Когда подобное проделывал желанный мужчина, это действовало на Вику безотказно, но сейчас ее буквально передернуло от отвращения. Но Фридрих истолковал дрожь, пробежавшую по телу девушки, по- своему, и самодовольно хмыкнул:
– Ну вот, я же говорил – женщины в моих руках превращаются в мягкий и податливый воск! А что касается решетки на окне твоей комнаты – это вынужденная мера, я ведь помню, как ты вела себя в моем замке тогда, в Чехии. Ты ведь с подачи этой мерзавки, Анны Лощининой, постоянно пыталась сбежать, усыпляя мое внимание. И никакие доводы разума слушать не желала. А мне совсем не хотелось бы оплакивать растерзанное тело моей маленькой женушки!
– Можно подумать, что стаи волков бродят у тебя во дворе! – Вика передернула плечами, надеясь, что горячие губы, прилипшие сейчас к ее шее, отвалятся, но увы: судя по усиливающемуся сопению, но главное – по прижавшемуся к ее пояснице первичному половому признаку, мужчина возбуждался все сильнее и сильнее.
И гнусная перспектива, казавшаяся девушке весьма отдаленной, приблизилась вплотную. Даже не приблизилась – прижалась.
– Нет, – хрипло выдохнул Фридрих, резким движением разворачивая к себе тело пленницы, – во дворе у меня не волки, там – ротвейлеры. Настоящие немецкие псы, жестокие к чужим и преданные хозяину. А ты, моя девочка, пока не стала для них хозяйкой и, если появишься во дворе без меня, не проживешь и минуты…
А в следующее мгновение жесткие губы буквально впились в рот Вики.
Она трепыхнулась раз, другой, третий – бесполезно…
Сильные руки подхватили ее и швырнули на кровать, жалобно охнул, разрываясь, тонкий батист ночной рубашки, мужчина, рыча от страсти, больно прикусил девичий сосок, одновременно стаскивая с себя брюки.
Но… как же это?! Не хочу! Не надо! Ну пожалуйста!!!
И совершенно неожиданно на помощь пришла недавняя противница – слабость. Она навалилась на девушку душной волной, не давая дышать, забирая свет, отключая сознание.
На этот раз сопротивляться Вика не стала, наоборот, она с невиданным энтузиазмом поддержала уход сознания и наступление мрака…
Во власти которого ей было абсолютно безразлично, что происходит с ее телом.
И где она готова была задержаться как можно дольше.
Но, увы, не получилось. Наверное.
Потому что вряд ли фон Клотц ездил за нашатырем, резкий смрад которого выдернул Вику из небытия, как морковку из грядки, за тридевять земель. Учитывая пунктуальность и обстоятельность истинного арийца, все необходимые на выселках медикаменты должны были быть скрупулезно собраны.
Девушка закашлялась и слабо взмахнула рукой, пытаясь отодвинуть от себя смердючую ватку.
– Слава богу! – зазвучал рядом ненавистный голос, в котором сквозили виноватые нотки. – Ты очнулась, моя девочка! Прости меня, Викхен! Я – чудовище!
– Первое утверждение, с которым я полностью согласна, – еле слышно прошептала Вика, открывая глаза. – Ты – чудовище. Убийца и насильник. Я ненавижу тебя. Нет, ненависть слишком благородное чувство по отношению к тебе. Я тебя презираю. Ты мне противен. Ты ничем не отличаешься от Портнова.
– Понимаю тебя и принимаю твои упреки. – Мужчина виновато улыбнулся. – Я действительно повел себя как банальный маргинал. Но… твой силуэт на фоне окна, прорисованный лучами солнца сквозь тонкую ткань рубашки… теплые нежные плечи… маленькое розовое ушко… Я просто не смог удержаться!
– Прекрати, меня сейчас вырвет! Ты думаешь, я растроганно всхлипну в ответ на твою банальную пошлятину и забуду, как меня только что изнасиловали?!
– Нет, что ты! – замахал руками фон Клотц. – Как можно! Я же не ублюдок какой-то, чтобы любить бесчувственное тело! Я должен видеть глаза своей женщины, чувствовать ее отклик! И твое тело реагировало, моя девочка, поверь! Я смог бы довести тебя до пика удовольствия, если бы не забыл, осел эдакий, что тебе пришлось перенести и насколько ты еще слаба! Как же я испугался, когда почувствовал,
