дня выхода журнала прошло около месяца. Они могли просто переехать. А все остальное, в том числе владение Кармановым тем домом – простое совпадение.
– Вы так говорите, словно хотите, чтобы это было правдой, – пылающая точка начала разрастаться, выжигая душу в серый, злой пепел.
– Дочка…
– Нет! – я сбросила с плеча руку Сергея Львовича, выхватила у Ирины Ильиничны Нику и, прижав к себе родное тельце, направилась к выходу почти бегом. – Я вам не дочка! Я вам никто! Мы уезжаем, можете не беспокоиться! А вы поторопитесь, авось – и на венчание успеете.
– Артур, задержи эту кошку бешеную! – скомандовал генерал только что вошедшему в квартиру сыну. – Алина, забери у нее ребенка! Инга, пойди, погуляй с Маем, а то несчастный пес сейчас лопнет!
Вот что значит генерал! Ничего не понимающая семья Левандовских-младших беспрекословно выполнила все распоряжения. Даже Кузнечик, хотя видно было, что ее буквально распирает изнутри от любопытства.
Девочка молча нацепила на еще более распираемого изнутри пса поводок и вышла.
В то время как ее папа сражался со мной. И поверьте, ему пришлось нелегко! Но он справился.
Ника, которая вообще вела себя на удивление тихо, перекочевала в руки Алины и вернулась на этих руках на диван. Туда же Артур подтащил и меня, хотя я продолжала оказывать стойкое сопротивление, элегантно брыкаясь и изящно пинаясь.
– Детский сад какой-то! – пропыхтел взъерошенный и запинанный Артур, водружая меня рядом со слегка ошалевшей Сашкой. – Взрослая вроде женщина, а ведет себя, словно малолетняя хулиганка! Ты еще плеваться и кусаться начни, горе луковое!
– Ага, подскажи ей, подскажи, – усмехнулся Сергей Львович, – она и на самом деле укусит. И плюнет. На нас с твоей матерью она уже наплевала.
– Ничего подобного, – мрачно пробурчала я, вдруг сразу обессилев. Неожиданный для меня самой эмоциональный взрыв выжал меня насухо, оставив лишь пустую оболочку. – Я не плевалась. Я же не верблюд.
– Ты, уж извини за прямоту, вздорная упрямая ослица! – генерал встал и заходил по комнате туда- сюда.
При этом он заложил руки за спину, что, учитывая его веселенькую полосатую пижаму, сделало гостиную похожей на тюремный дворик.
– Это же надо, а! – бушевал Левандовский-старший. – Не дослушав до конца, не обсудив – подорвалась с места, нахамила и понеслась! Бессовестная ты, вот что я хочу сказать!
– Простите, я больше не буду, – я удрученно шмыгнула носом. – Честно.
– Я же говорю – детский сад! – Артур не выдержал и расхохотался.
Следом грохнул Сергей Львович, а потом облегчающая смеховая волна захлестнула всех остальных. Пару раз хихикнула даже оболочка Анны Лощининой.
Только маленькая Ника Алексеевна не смеялась. Она тихо сидела на коленях у Алины и грустно смотрела куда-то в сторону.
Это заметила вернувшаяся с Маем Инга.
– Вы что, над Куськой смеетесь? – возмутилась девочка.
– Почему ты так решила? – Алина удивленно посмотрела на дочь.
– Да потому что вы все ухохатываетесь, а она чуть не плачет!
– Разве? – Ирина Ильинична заглянула в личико малышки. – Действительно. Кошечка, что с тобой?
– К маме. – Губки ребеныша задрожали, она потянулась ко мне. – Ника к маме!
И, едва я взяла дочку на руки, она горько расплакалась.
Глава 29
И это был не обычный младенческий рев маленького капризульки, не было это и плачем от боли телесной. Ребенок плакал от горя!
Да что такое, в самом-то деле! Почему именно моей дочке достались дурацкие, никому не нужные способности! Почему в восемь месяцев она может рыдать от душевной боли, в то время, как нормальные, обычные малыши в этом возрасте плачут от кишечной колики, режущихся зубов или мокрого памперса! Что же с ней дальше-то будет?! Господи, зачем?! Почему именно она?!!
Поначалу все присутствующие пытались успокоить Нику, отвлечь, насмешить. Но привычные методы не срабатывали, веселые игрушки и тетешканье не помогли.
Я унесла дочку в комнату и снова баюкала и пела, как уже было недавно. И это снова помогло. Несмотря ни на что, а под «ни на что» я имею в виду все те же сверхспособности, мой ребеныш отчаянно нуждался во мне, в маминой теплой, уютной энергетике, заворачивающей беззащитное пока перед жестокостью окружающего мира тельце в надежный кокон.
И мы с дочкой снова справились. И даже умылись самостоятельно, забрызгав раковину и зеркало. А потом полчаса одевались, отталкивая мамины руки и путаясь в штанинах, пуговицах и рукавах. Если бы Ника занялась еще и обувью, из комнаты мы выбрались бы только к вечеру. Но, слава богу, ребенок удовлетворился плотными носочками.
И где-то около одиннадцати мы вышли в люди. Люди к этому моменту тоже смогли привести себя в порядок и даже управиться с завтраком. Не в том смысле, что уже все съели, а – приготовили. И накрыли на стол. И терпеливо ждали нас.
Приставать с расспросами не стали, думаю, все и так поняли причину горя ребенка.
Мы просто сели и позавтракали. Ника, послушно нацепив фартучек, без которого пришлось бы снова переодеваться, управлялась с кашей самостоятельно, чем вызвала очередной всплеск умиленного квохтанья бабушки Иры. Фиг бы с ним, что девчуша умеет говорить и ходить, что слышит и чувствует отца на расстоянии, но она ведь сама кушает! И пьет чай!! И вытирает рот салфеткой!!!
Мы старательно не принуждались, то есть старались вести себя непринужденно. Но, вот удивительно, все присутствующие за столом приобрели легкое косоглазие, причем глаза косили по-разному, в зависимости от месторасположения владельца глаз по отношению к висящим на стене часам.
И чем ближе короткая стрелка подползала к двенадцати, тем сильнее мы не принуждались.
Ника, последние минут десять смотревшая на нас с возрастающим удивлением, наклонилась к терпеливо затекающему слюной Маю и доверительно сообщила:
– Мама боится. Дед, баба, Саша, Иня, тетя, дядя – боится.
Пес переступил лапами и согласно гавкнул.
– Вот так вот, – усмехнулся Сергей Львович, – устами младенца глаголет истина.
– Она не только глаголет, эта истина, – мрачно констатировала я, – она еще и гавкает. В общем, пора идти к телевизору и наблюдать за клоунадой. Я хочу, чтобы вы все лично убедились, что заявленное венчание – полная ерунда.
– Что ж, мы с удовольствием убедимся, – генерал поднялся со стула и направился к телевизору. – Кстати, сейчас Виктор подъедет. Увидел анонс по НТВ и позвонил. А когда узнал о вашем приезде, поставил перед фактом, что программу будет смотреть у нас.
Подтверждая слова Левандовского, забулькал звонок. Инга бросилась открывать, ей Виктор очень нравился. Девочка, по-моему, даже была по-детски влюблена в умного, симпатичного и очень порядочного парня.
Я тоже направилась к выходу, чтобы встретить приятеля, ведь с ним мы виделись в последний раз незадолго до нашего с Лешкой разрыва, и я успела соскучиться. Виктор – очень преданный и верный друг. Я знаю, что он ушел с должности администратора Майорова, как только Ирина заняла мое место рядом с Лешкой. Когда я лежала здесь, в Москве, в больнице после общения с маньяком-людоедом Мирчо, Виктора как раз не было в городе. Он сейчас работает в довольно крупной концертной фирме, занимающейся организацией гастролей западных звезд. Несколько лет работы у Алексея Майорова стали лучшей рекомендацией.
В гостиную влетел взъерошенный Виктор, мы с ним едва не попали в ДТП, столкнувшись лбами, но он вовремя затормозил, потом сгреб меня в охапку и закружил по комнате:
– Анюта! Как же здорово, что приехала! Так, ну-ка, дай на тебя посмотреть. Похудела, смотрю. Ты что, на диете, что ли? С ума сошла?
