Дверь раскрылась, вошла рыжая девушка, а за ней ввалился Лёва Королевич; лицо его сияло, как автомобильная фара.
— Здравствуйте, — сказала девушка.
— Здравствуйте… — сказала Вера. А Катя Куликова сказала:
— Вот это — да!..
Девушка расстегнула ватник, потерла ладони, подошла к печке.
— Ох, как у вас хорошо. Тепло! — сказала она приветливо.
А Лёва ничего не сказал. Он улыбнулся гордо, торжественно и загадочно.
Скрипка в репродукторе будто проснулась: теперь она пела широко и нежно.
— Что же это мы?.. — спохватилась Вера. — Человек с дороги. Сережа, что ты стоишь, как столб? Подай стул, помоги раздеться.
— Извиняюсь… — Лёва оттеснил Сережу и сам взял ватник у девушки. Он понес его в угол на вешалку, поманил за собою ребят. — Понимаете, — зашептал он горячо, — она меня сразу узнала. «Вы, — говорит, — шофёр Королевич из «Авангарда». Подумайте!..
Сережа хотел что-то спросить, но Вера толкнула его в бок.
— Шепчемся тут! Неудобно… — Она взяла за руку Степку Лузгина и отвела его в сторону.
— Покажи-ка ей свой рисунок. Быстро!
Через минуту все уже сгрудились вокруг Лузгина. На большом листе ватмана степь за эти два дня стала еще явственней смахивать на яичницу с луком.
Девушка постояла, посмотрела на рисунок, склонив голову набок, затем взяла у Степки палитру, кисть, прищурила светлые глаза и положила на Степкину степь несколько быстрых мазков. Потом отступила 'на шаг. Лёва мгновенно подал ей стакан с водой, услужливо пробормотал: «Прошу!» Девушка вымыла кисть и опять сделала несколько мазков. И Степка вдруг увидел: за желтой стерней обозначилась далекая линия горизонта, среди рваных облаков засинело небо, в широко разлившейся речушке отразилось неверное солнце.
— Ну и ну! — сказал Сережа Красавин.
— Спасибо… — ошеломленно пробормотал Степка. — Спасибо.
А художница уже листала альбом Кати Куликовой с образцами вышивок.
— Это кружево мне нравится. Правда, орнамент тяжеловат, надо упростить. Сейчас я вам покажу, как это делается.
На другом конце зала Сережа удивленно спрашивал Веру и Степку:
— Послушайте, вам не кажется, что она вовсе не…
— Да, — сказал Степка, — я сразу понял: не та художница, та была круглолицая и абсолютно рыжая. А эта — просто блондинка.
— Тс-с-с-с… — Вера приложила палец к губам и оглянулась на Леву. — Ничего не понимаю: неужели он этого не видит? И как она могла узнать его имя?
Ребята пожали плечами — чудеса!
В репродукторе раздался голос диктора:
«Местное время девятнадцать часов. Передаем районные известия. В степи, в ста километрах от жилья, полевода совхоза «Молодежный» Кирилла Смирнова застиг острый приступ аппендицита. Тою же дорогой проезжал шофёр совхоза «Авангард» Лев Королевич…»
Художница подняла голову от Катиного альбома и улыбнулась Лёве.
— Второй раз передают. Мы в «Молодёжном», когда услышали сегодня утром про нашего Кирилла, обалдели просто. Молодец! Молодец вы, Лёва Королевич!
— Значит, она еще утром услышала эту передачу, — сказал Степка и взглянул на подошедшего Леву. — Понимаешь теперь, почему она узнала тебя там, в «Молодежном»?
Лёва ответил не сразу. Он внимательно посмотрел на лица друзей умными насмешливыми глазами.
— Я все понимаю, кроме одного: вам-то, собственно, чего не хватает?
Он счастливо засмеялся и пошел к своей художнице. А Вера посмотрела на ребят.
— Чудес не бывает, — сказали ребята.
— Нет, бывают, — сказала Вера. — Разве это не чудо — найти мечту!
НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО
УЗЕЛОК
Пляж начинался сразу же у накатанного до блеска тысячами автомашин пригородного шоссе. На узкой полосе горячего песка росли, подступая к самой воде, высокие мачтовые сосны, в их тени укрывались велосипеды, мотоциклы, легковые автомобили, а владельцы всех этих машин лежали на солнце, пользуясь погожим днем короткого северного лета.
Пляж напоминал собою гараж, столько здесь было транспорта, и никто не обратил бы внимания на зеленый «москвич», лихо свернувший с шоссе — так, что даже покрышки запели, — если бы вслед за ним не появился милицейский мотоцикл.
Офицер оставил свою машину у края асфальта и, не щадя начищенных сапог, быстро прошагал по глубокому песку к хозяину зеленого «москвича».
— Прошу предъявить водительское удостоверение, гражданин, — потребовал он, прикоснувшись рукой в перчатке к лакированному козырьку фуражки.
Румяное, моложавое лицо автомобилиста нахмурилось.
— В чем дело, товарищ лейтенант? Я, кажется, не нарушил…
— Это только вам так кажется, — сказал инспектор. — С какой скоростью вы ехали?
— Ну, тридцать… может быть, сорок километров в час…
Лейтенант покачал головой.
— Сорок километров? А вот мой спидометр, когда я за вами хотел угнаться, показывал все восемьдесят.
Автомобилист огляделся. Пляжники с интересом следили за происходящим; среди них были женщины. Владелец машины надулся и слегка покраснел.
— Знаете что, товарищ инспектор, я ведь не мальчик, чтобы выслушивать нравоучения. Если вы считаете, что есть нарушение, оштрафуйте, и делу конец.
Офицер опять покачал головой.
— Ваше нарушение не простое, гражданин, оно могло кончиться печально и для вас и для других. За это полагается задерживать водительское удостоверение, — он снял фуражку, чтобы вытереть вспотевший лоб, и все вдруг увидели, что инспектор — совсем молодой светловолосый парень. — Да уж ладно, сегодня воскресенье, вы отдыхать приехали, не стану портить вам настроение, проколю талон, и все тут.
Инспектор щелкнул компостером, вернул документы и, козырнув, повернулся налево кругом. Минуту спустя его мотоцикл исчез за поворотом шоссе.
Владелец «москвича» некоторое время огорченно рассматривал проколотый талон, потом вздохнул и, раздраженно швыряя одежду в раскрытые дверки машины, стал раздеваться, пока не остался в одних трусах. После этого он взял с сиденья журнал и улегся на песок.
— А все-таки инспектор испортил вам настроение, — сказал кто-то из окружающих.
