«Ну, сильна!»
Я, сознаюсь, тоже не мог скрыть удивления и спросил, как ей удалось так незаметно подойти к нам.
«Я умею это делать, — без всякой рисовки ответила девушка, — я родилась и выросла в здешних лесах. Поэтому начальник партизанского отряда и послал меня к вам».
Михаил с уважением глядел на маленького проводника, а я сказал то, что обычно говорят командиры в таких случаях:
«Вы действовали умно и находчиво, благодарю вас. А теперь идемте, и так много времени потеряно».
Девушка молча повернулась и зашагала в глубь леса. А Михаил на ходу склонился к моему уху:
«Проводник-то — порядочек!»
Мне тоже девушка эта понравилась…
Клыч оборвал рассказ и покосился на жену.
Александра Васильевна, улыбаясь, пожала плечами.
— Начало прямо как в кино, — заметил один из офицеров.
— Как в кино, — повторил Клыч. — Метрах в пятидесяти от дороги, в глухой чаще, среди кочковатого болотца, чернели остатки пожарища. Когда-то здесь стояла полуистлевшая от времени, заброшенная избушка: гитлеровцы, чтоб им ни дна ни покрышки, прочесывая лес, сожгли ее на всякий случай, сохранилась только груда обгорелых бревен. Вот сюда-то на рассвете следующего дня глухими путаными тропками привела девушка наш отряд.
Стоял мороз, и мы с сожалением смотрели на уничтоженное убежище, а девушка сказала:
«Там, внизу, есть подпол. Я здесь бывала».
Я приказал Михаилу поставить трех человек на временные посты, а с остальными взялся за работу.
И впрямь, разбросав бревна, мы увидели заржавленное кольцо. Я дернул за него. Крышка не поддавалась.
Молодой матрос, Павлом его звали, отдал снайперскую винтовку соседу и тоже ухватился за кольцо.
Тут вернулся с развода Михаил.
«Разрешите мне…»
Надо вам сказать, что старшина был крупной кости человек. Он легонько отстранил Павла, взялся за кольцо, широко расставил ноги, напрягся. Раздался треск, и матрос вместе с крышкой отлетел в сторону. Все бросились к отверстию.
Я сейчас же скомандовал: «Назад!» — потому что увидел на обратной стороне крышки крюк, вырванный из гнилого дерева.
Ребята наставили автоматы в отверстие подвала. Михаил лег на снег и прислушался, потом встал и с пистолетом в одной руке, с карманным фонариком в другой стал осторожно спускаться. Вниз вела лесенка, ветхая, скрипучая.
Подпол оказался глубоким и обширным, только в углу валялись пустые дубовые бочонки и у стены стоял деревянный чан, вроде из-под квашеной капусты.
Пока радист приспосабливал на перевернутом бочонке аппаратуру, остальные натаскали свежей хвои и устроили вдоль стен подобие лежанок.
Клыч замолчал и виновато улыбнулся.
— Странное дело, друзья. Ведь миновали едва одни сутки, как я познакомился с девушкой, а меня уже ровно черт в спину толкал; хотелось все время, чтобы она была рядом.
Гости засмеялись, поглядывая на Александру Васильевну. Та шутливо погрозила мужу пальцем.
— Я вышел наверх, — продолжал Клыч, — смотрю, девушка притулилась под корневищем старой сосны и крепко спит; старенькая шапчонка смешно сбилась на одно ухо, полушубок весь драный — прямо смотреть жалко.
Я поправил ей шапку, думал, проснется, — куда там, спит как мертвая. Поднял тогда я девушку на руки, снес в подпол, опустил на охапку хвои. А она все спит. Видно, тридцать-то километров хода не фунт изюму. Потом я взял матроса за рукав и отвел в сторону. «Как же, — спрашиваю, — насчет крышки, Миша? Давно это было или кет, все равно: человек, заперший погреб изнутри, должен был как-то из него выйти».
Мы принялись осматривать подпол. И вот в стене, когда отодвинули чан, нашли отверстие. Тут начинался длинный узкий лаз. Оттуда пахнуло свежим морозным воздухом.
Я включил электрический фонарик и пополз вперед. Михаил за мной.
Некоторое время мы продвигались в тишине. Наконец впереди показалось что-то белое. Снег. Я спрятал фонарь и обеими руками принялся разгребать сугроб. Лаз привел нас в небольшую впадину под корнями упавшей сосны, в нескольких шагах от дороги.
Мы вернулись в подпол, и я приказал замаскировать крышку погреба бревнами и снегом, а для входа и выхода пользоваться только лазом.
— А страшно было, папа, ползать в темноте под землей? — спросил сын рассказчика, весь подавшись вперед.
Клыч покачал головой.
— Нет, Серёжа, страшно было другое: ждать — день, два, три, — не имея уверенности, что это и есть нужная нам дорога. Она была узкая, прямая, и чаща подступала к самым обочинам; насколько хватал глаз, дорога была выстлана уложенными поперек, скрепленными между собой бревнами.
Михаил сказал про эту дорогу:
«Ишь постарались фрицы, леса нашего не пожалели. Однако ж по краям дороги деревья не тронуты, а ведь фашисты всегда вырубают лес по обочинам — боятся партизан».
Тут подошла к нам девушка.
«Здесь нет партизан, — сказала она. — Этой дороги раньше не было. Ее прорубили гитлеровцы для связи с их жихаревской группировкой. Партизанам здесь не укрыться — лес очень мал: тридцать — сорок километров вдоль и поперек. Фашисты прочесали его и успокоились. Селений здесь никогда не бывало, лес да болота. А место называется Макарьевская Пустынь».
«Почему Макарьевская?» — спрашиваем.
Объяснила она, что жил здесь скитник, расстрига-поп отец Макарий, отлученный от сана за разгул и пьянство. Жители окрестных деревень считали его святым, но также поговаривали, что был он просто атаманом-разбойником. Избушка, под которой мы укрылись, — остатки его скита.
А Михаил отпустил шуточку: наверно, мол, выпить был не дурак, ежели посчитать бочки в погребе.
Я посмотрел на заросшее, осунувшееся лицо матроса и покосился на девушку: «Неужели и я такой?» Неприметно вздохнул и спросил:
«А нет ли, часом, здесь другой дороги? Что, если тот, кто нам нужен, проехал по ней, а мы здесь сидим и ждем у моря погоды?»
«Другой дороги нет, — уверенно сказала девушка. — . Разве стали бы фашисты прорубаться через лес, укладывать елани, если б она была?»
Внезапно запищал зуммер полевого телефона. Я схватил трубку. С другого конца провода ответили: «Докладывает пост номер один. Вижу двух мотоциклистов. Следуют в вашем направлении. За ними — никого. Моя видимость — километра три». Я приказал продолжать наблюдение.
В морозном воздухе уже слышалось потрескивание мотоциклов. Через некоторое время на белой дороге показались две черные точки.
Мотоциклисты двигались на близком расстоянии друг от друга. Я приказал Павлу выстрелить по переднему мотоциклисту. Второго велел Михаилу взять живым.
Треск моторов придвинулся.
И вот, братцы, щелкнул выстрел: передний мотоциклист выпустил руль и вместе с машиной грохнулся на дорогу, второй с ходу наскочил на него и этаким турманом вылетел из седла далеко в сторону.
Михаил уже был на дороге. Он схватил мотоциклиста и рывком поставил на ноги.
