подвергнуться упорным преследованиям с их стороны.
Мэйскэ Камэи сыграл двоякую роль в обоих восстаниях, охвативших обширный бассейн реки, берущей начало в нашей долине. И тот факт, что даже третье восстание, вспыхнувшее уже после его смерти в тюрьме, то есть после реставрации Мэйдзи – так называемое «восстание против кровавого налога»[31] – тоже связывают с Мэйскэ Камэи, свидетельствует о том, что крестьяне, определяя стратегию и тактику борьбы и прикидывая, как вести себя на этот раз, принимали в расчет двойственное его поведение в предыдущих восстаниях.
Первое восстание было настолько неожиданным, словно, проснувшись однажды, жители деревни- государства-микрокосма вдруг обнаружили, что за ночь снег укрыл всю долину. Противиться ему они оказались бессильны. Это было самое невероятное событие за все долгое существование нашего края с момента его основания, но люди осознали, что произошло, только когда стихия крестьянского бунта, поднимаясь навстречу течению реки, уже захлестнула долину. К тому моменту это было даже не восстание, а неукротимое вторжение огромной армии, хотя и состоявшей из крестьянских отрядов, вооруженных самым примитивным оружием. Отец-настоятель считает, что в долину пришло не менее тысячи человек. Их было во много раз больше, чем жителей деревни-государства-микрокосма, и устоять против такого мощного напора было невозможно. Если бы только деревня посмела отказаться кормить эту армию, она тут же была бы разграблена и сожжена.
В противоположность беглецам, которые стремились примкнуть к революционному движению в Киото и Осаке, повстанцы замышляли укрыться на территории соседнего княжества. Они предполагали возвести там временные укрепления и через местных правителей начать переговоры со своими властями, требовавшими их возвращения на родину. В зависимости от того, удастся осуществить этот план или нет, они предполагали либо продолжать крестьянскую войну там, где прежде жили, либо осесть в соседнем княжестве. Наш край был выбран в качестве перевалочного пункта. Восставшие крестьяне – это более чем тысячное войско – поднялись вверх по реке. По той самой реке, одолевать которую стало еще труднее после того, как ведомые Разрушителем созидатели взрывом разрушили преграждавшую путь черную окаменевшую стену и мощный ливень смыл из долины всю грязь. Поднявшись по бездорожью, по которому за весь Век свободы, начавшийся в период созидания и теперь неуклонно катившийся к своему концу, как утверждают легенды, не прошел ни один человек, восставшие вторглись в наш край и заполонили долину и горный поселок.
Вряд ли можно предположить, что вторжение восставших в нашу долину произошло случайно, что спрятавшуюся в горах деревню они обнаружили неожиданно для себя, направляясь в соседнее княжество. Повстанцы спустились в долину стройными колоннами. Ни одного случая стихийно возникшего мародерства не было. Отец-настоятель показывал мне уцелевший кусок свитка, посвященного событиям тех дней. Вероятно, весь свиток целиком представлял собой единую по содержанию картину, но от нее сохранилась лишь сцена пирушки на обращенном к долине горном утесе, где рос тополь-великан и Разрушитель когда-то закалял свое могучее тело, продолжавшее расти и после того, как патриарху перевалило за сто. Среди участников пирушки находился совсем еще юный Мэйскэ Камэи. Старики нашего края угощали гостей – руководителей повстанцев. Хозяева и гости беззаботно пили сакэ, рассевшись вокруг огромного ящика с едой, разнообразными закусками и сладостями. Внизу раскинулась долина; девушки и женщины несли еду и сакэ участникам восстания, обосновавшимся в только что построенных времянках, – в общем, повсюду царило праздничное оживление.
Если в связи с этой картиной всеобщего мира и согласия – при том, что в глубине души люди, несомненно, испытывали невероятное напряжение – вспомнить пришедшее извне название нашей деревни «Камэмура» (еще недавно я не знал его), то, сестренка, можно без всякого сомнения утверждать: предводителям восстания уже давно было известно, что у истоков реки пряталась деревня, располагающая огромными богатствами. Чужаки дали ей название Камэмура, бывшее метафорой для царства теней, и старались держаться от нее подальше, как от проклятого места. Когда им стало невмоготу жить по-старому, они, сначала поколебав вековые устои, решили затем сокрушить их до основания. Начали с того, что вполне обдуманно направили армию восставших в проклятое место – царство теней, расположенное в кувшинообразной долине.
Для крестьян – а их было больше тысячи, – которые сумели одним махом уничтожить изоляцию от внешнего мира, существовавшую с периода основания деревни-государства-микрокосма в течение всего Века свободы, а затем решительно перевалили через горы и спустились в это метафорическое царство теней, совершенное ими являлось неким ритуальным действом, крайней мерой – на такой шаг идут, когда выбора уже нет. Другими словами, для них находиться в кувшинообразной долине – в царстве теней, посещать которое было строжайше запрещено предками, а также наслаждаться едой и пить изготовленное там сакэ значило осквернять себя, совершать страшный грех.
Однако как жители долины и горного поселка, так и восставшие крестьяне, судя по изображению на свитке, предавались веселью, и повстанцы на целых три дня задержались на выбранном ими перевалочном пункте. Им надо было дождаться высланных вперед людей, которым поручили выяснить, не откажется ли соседнее княжество принять восставших, когда они одолеют горный хребет. И вдруг на третий день на самой высокой точке крутой горной дороги наблюдатели заметили отряд преследователей – человек пятьдесят, вооруженных винтовками. Не успела весть об этом дойти до предводителей повстанцев, как командиры отряда уже спускались вниз.
В тот момент, когда самураи – командиры отряда преследования – направлялись по дороге в долину, раздался ружейный залп, и вдоль всего противоположного склона ее поднялись голубоватые облачка порохового дыма, точно обозначившие местоположение стрелков. Командиры отряда преследования и предводители повстанцев в страхе бросились на землю – позор для обеих враждующих сторон! Смятение было вызвано тем, что ни те, ни другие не были причастны к ружейному залпу. Обе стороны неверно его истолковали, решив, что идет пристрелка с целью припугнуть противника. В действительности же стреляли те, кто продолжал дело, начатое специалистом по взрывчатке – Разрушителем, некогда взорвавшим огромные обломки скал и глыбы черной окаменевшей земли. Это были юноши из боевого отряда деревни- государства-микрокосма. Из долины, занятой армией повстанцев, они потихоньку ускользнули в лес, чтобы в нужный момент по приказу Мэйскэ Камэи и стариков атаковать. Едва на дороге появились самураи княжества, Мэйскэ отдал приказ открыть огонь. Он пошел на это, чтобы запугать враждующие стороны до того, как выступит в качестве посредника на их переговорах.
Вторично наш край упоминается как участник событий, связанных с внешним миром, благодаря тому, что Мэйскэ Камэи, дождавшись, когда противники оправились от потрясения, вызванного ружейной пальбой, предложил выступить посредником между ними. Мэйскэ и старики вышли навстречу представителям властей княжества и проводили их в амбар, стоявший на общей земле. Там уже дожидались руководители повстанцев. Обе стороны при посредничестве Мэйскэ Камэи и стариков провели успешные переговоры. Восставшие прекрасно понимали невыгодность своего положения: хотя числом они и превосходили противника, на горном перевале, куда можно было подняться лишь по крутому склону цепочкой по одному человеку, их поджидал отряд, вооруженный пятьюдесятью винтовками. А представители княжества со своей стороны тоже знали, что если восставшие, укрывшись в долине, решат оказать упорное сопротивление, подавить его силами отряда преследования будет практически невозможно.
В таких условиях заключение перемирия, предложенного Мэйскэ Камэи и стариками, создавало предпосылку для договоренности о самороспуске повстанческого отряда и возвращении крестьян в свои деревни, а также о том, что власти со своей стороны не допустят их преследования как возмездия за содеянное. Правда, руководители восстания все же кое-какое наказание понесли. Но и княжество вместе с
