Максим вылил, и в следующую секунду какая-то невидимая сила вырвала ведро у него из рук, а самого Максима отшвырнула к дальней стене. Он упал прямо в огонь, причем так неудачно, что на нем загорелась одежда. Оказалось, что Браво плеснул из ведра на подключенную к сети розетку, и его крепенько оприходовало электрическим током.
Это было последней каплей. Вытащив Браво из угла и кое-как поставив его на ноги, мы похватали свои вещи и гурьбой выбежали на улицу. Из окон подъезда уже вовсю валил дым, видно было яркое зарево, с верхних этажей слышались испуганные крики жильцов. Кое-где в окнах уже вспыхнул электрический свет, так что теперь нам оставалось только одно — бежать. Бежать из Цевла, где за поджог жилой пятиэтажки местные жители распнут нас без суда и следствия. Бежать, в прямом смысле слова спасая свою жизнь, прочь из города, в котором у нас нет больше ни покровителей, ни друзей. Бежать, так как за эту хуйню на нас ополчатся не только население и инспектора заповедника, но и местные менты. Нужно бежать, ведь неизвестно еще — не возьмет ли этот пожар чьи-нибудь жизни?
По правде говоря, было сильно на то похоже. Пламя у нас за спиной разгорелось пуще прежнего и успокаиваться не собиралось. Если кто-нибудь из местных сгорит, охота на нас развернется нешуточная. Влипли, ебись оно конем!
Мы в один миг утратили все наработанные позиции: из ловцов превратились в дичь, лишились инспекторских полномочий и перешли в диверсионный режим. Надо было срочно рвать когти — что мы и сделали, на максимальной скорости удаляясь от Цевла по заброшенному проселку в направлении деревни Макарино.
Я думал, что (в свете горящей пятиэтажки) давешний инцидент между нашими товарищами исчерпан — да не тут-то было. Оказалось, что дела обстоят с точностью до наоборот. Вид пламени зародил в сердца Строри и Браво нехорошие мысли — одной драки им теперь было недостаточно, им захотелось пустить друг другу кровь. Мгла воцарилась в их сердцах, словно лоскутья нашего истинного знамени — черного, как ночь, стяга кровавого блудняка.
Они больше не разговаривали: достали ножи и следили друг за другом, стараясь не показывать противнику спину. Лица у обоих были черные от запекшейся крови, в бледном свете луны они выглядели до невозможности жутко. Благо еще, что сразу не сцепились — может, и обойдется еще. Так мы и шли: в темноте, по подмерзающим лужам, между высящимися по сторонам черными громадами деревьев. Я был такой пьяный, что еле держался на ногах — если бы не прочищающий мозги холод, я бы и шагу сделать не смог. Будь ночка потеплее, и мы бы далеко не ушли. А так мы понемножечку продвигались вперед, напоминая группу из четырех зомби — пошатываясь, оступаясь и кровоточа. Одно зомби у нас было музыкальное — Панаев на ходу переделал пару строчек и теперь во весь голос их распевал:
Страна болот (часть 5)
Повсюду только кровь
«Товарищ, опять в пизде мы!
Да в такой, что не каждый влезет.
На хуй такие темы,
Где с нами инспектор Крейзи!»
Утро застало нас в деревне Макарино, на сеновале. Солнечные лучи, словно золотые кинжалы, отвесно падали сквозь прохудившуюся крышу, в проемы между гнилыми досками проникал свежий ветер. Я лежал на спине, закопавшись по шею в душистую траву, а неподалеку от меня торчали из сена головы остальных.
Мне было дурно. Потолок раскачивался и как будто куда-то плыл, во рту царил стойкий привкус жженой резины, глотка растрескалась и пересохла. Голову словно проволокой стянули, руки-ноги не слушались, все тело покрывал липкий пот, отдающий сивухой. Мысли путались, словно клубок гнилых ниток, тело рвала на части нестерпимая жажда.
— Аа-аа, — донесся до меня исполненный муки стон. — А-а-а…
Я с трудом повернулся на бок и увидел Панаева. Он лежал поодаль, смутно напоминая Люцифера наутро после падения: черты лица еще хранят следы былого величия, но в остановившемся взгляде уже виднеется ад.
— Петрович… — еле шевеля губами, произнес он. — У тебя вода есть?
— Не… — прохрипел я. — Ни капли. Надо за нею идти!
Впрочем, сделать это было не просто: мы попали в осаду. Возле нашего сарая собрались едва ли не все деревенские псы, сквозь дощатые двери доносились рычание и визг целой своры. И кабы мы не притворили за собой дверь, макаринские киноиды еще ночью выкопали бы нас из сена и попытались сожрать.
Разумение и честь призывали нас подняться на ноги и надавать наглым тварям по зубам, если бы не одно «но». Вчера мы бы сами с удовольствием перекусали в этой деревне половину собак, но сегодня и пару кроликов не смогли бы одолеть. Еле ворочая головой, я лежал в сене и с чувством нарастающего ужаса пытался припомнить вчерашние обстоятельства.
Прежде всего следовало определить наши убытки. Наиболее существенной потерей казалась планшетка с документами, в которой, помимо прочего, хранились мое удостоверение и выписанные Остроумовым «путевые листы». Скорее всего, она осталась в горящем доме вместе с курткой Браво и Строриной ксивой.
Хорошо еще, коли наши документы сгорели, а не обнаружены на пожарище разъяренными жильцами. По уму, нам следовало срочно уносить из Макарино ноги, но из-за бодуна и собак это оказалось непросто. Не знаю, что бы мы делали, если бы не Максим Браво. Собрав волю в кулак, Браво выкопался из сена, открыл дверь и пинками разогнал собачью стаю по сторонам. Затем Максим прошел вдоль забора до колодца, напился, набрал полное ведро, снял его с цепи и принес нам. Его метания разбудили Строри — он открыл глаза и принялся с интересом оглядываться.
Вынужден признать, что насчет Браво и Костяна я испытывал некоторые опасения. Но, как оказалось, напрасно. Маленько придя в себя, Строри посмотрел на Браво прояснившимся взглядом, придирчиво осмотрел руки (в одной из которых все еще был зажат нож), ощупал лицо и произнес:
— Напарник, как же это мы так?
— Максим некоторое время смотрел на Строри с сомнением, а затем подошел и молча протянул ему руку. Строри ответил тем же, ладонь ударила о ладонь — и мир в коллективе был полностью восстановлен.
Мы столпились возле принесенного Максимом ведра, спеша притушить огонь мучившей нас жажды. Вскоре в мир вернулись краски, сознание прояснилось, руки и ноги налились новою силой. Даже наглые псы разбежались и больше не показывались на глаза. Мы были свободны и могли снова двигаться в путь.
Когда мы прибыли в Сосново, дом Крючка оказался пуст. Ни Кримсона, ни Крейзи там не было, а на
