годами стерлись и побелели — чего не скажешь об отметинах, которые он запечатлел в наших сердцах.
Значимой частью нашей «коллективной идеологии» мы обязаны Крейзи. Нельзя сказать, чтобы ему верило большинство братьев, но с помощью своих любимых методов (кислоты и бесконечного повторения одних и тех же вещей) Крейзи все же сумел добиться кое-каких результатов.
В основе излагаемых им взглядов лежали анархические принципы времен махновского движения 1918–1921 годов.[236] У возглавляемой Нестором Ивановичем революционно-повстанческой армии Украины Крейзи позаимствовал черное поле для нашего флага, а ряд идей Махно нашли отражение в структуре нашей собственной организации. Аналогичное влияние на наши взгляды оказала популяризируемая Крейзи книга Эрнесто «Че» Гевары «Эпизоды революционной войны». Оттуда в нашу речь пришло слово «команданте», которым мы обозначали формального лидера, ответственного за организацию масштабных кампаний и акций.[237] Наравне с этим Крейзи выступал с идеями «психоделической» (за легализацию психоделических средств) и экологической (за создание новых ООПТ, охрану которых будут осуществлять бойцы «зеленых» организаций, за тотальный контроль над осуществлением вырубок, запрет охоты и т. д.) направленности. Именно он придал слову «эльфы» новую окраску, смешав в «идеологической палитре» черный, кислотный и зеленый цвета. Влияние Крейзи было значимым фактором формирования нашего имиджа, но было и еще кое-что, о чем стоит рассказать.
Начиная с 1997 года в среде наших товарищей начали набирать силу идеи, с леденящей четкостью сформулированные в приводящейся в одной из глав песне «Я — отморозок!». Пальма первенства на этом фронте принадлежит Маклауду, но (честно будет об этом сказать) в те времена подобными взглядами увлекся не только он.
Тяга к грабежам и погромам, неутоленная ненависть и огненно-кровавый кураж охватили практически весь коллектив. Тьма опустилась на мир, дух насилия будоражил сердца, наполняя копилку человеческих слухов жуткими прецедентами. По самым скромным подсчетам, хуевые истории происходили в те годы с частотой не менее раза в неделю, а в особенно удачные седмицы таких случаев выходило до десяти.
Эти побуждения коснулись и глубоко изменили многих из нас. Идеология ненависти заставляла умы пылать подобно знойному дыханию ада, не оставляя нашим врагам ни единственной минуты покоя. Некоторые из этих историй нашли свое отражение на страницах этой книги, а прочие мы пока что прибережем. Нам и без них будет о чем рассказать.
Зима 1998 года стала для нашей организации переломным моментом. Совершенно неожиданно наши товарищи поняли, что скапливающиеся в наших руках сотни (вернее, тысячи) единиц незаконно добытой лесопродукции могут быть обращены в немалые деньги. Это откровение сулило нам очень и очень многое: столы в кабаках, заполненные разнообразной снедью (вместо подсохших от времени «штабных» бутербродов), ледяную водку и прохладное пиво (заместо портвейна и спирта), карманы, приятно оттопыривающиеся от плотно набитых купюр. Как только это стало понятно, между товарищами разгорелось самое настоящее соревнование. Действуя группами и поодиночке, братья принялись самозабвенно «стричь бабло» на вверенной им территории, не считаясь при этом не то что с нормами морали и права, но даже друг с другом. Демон наживы проник в душу каждого, превратив Елочную Кампанию этого года в совершенно невообразимый, поразивший даже опытных товарищей «раздербан». Давайте насладимся этими историями по порядку, на живописных примерах «работы» Городского Штаба и нескольких «инспекторских групп».
В районе станции Купчино действовала «инициативная» группа, получившая кодовое название «бригада Водопроводчика» (по имени основателя этой удивительной ячейки). «Инициативной» я называю эту группу потому, что её члены действовали без удостоверений, исключительно по собственной инициативе. Получив у Крейзи устное разрешение на участие в кампании, Водопроводчик и его друзья принялись методично грабить окрестные елочные базары, стараясь ни одного мимо себя не пропускать.
И поскольку у них самих не было документов, то они не особенно интересовались наличием разрешений на продажу елей. То есть грабили даже те базары, у которых с бумагами все было в полном порядке. В таких (надо сказать, редких) случаях они отнимали у продавцов вместе с елками и означенные документы. Причем бланки последних они добросовестно передавали в городской штаб заместо протоколов, которых они принципиально не составляли. За небольшое время «бригада Водопроводчика» парализовала в районе станции Купчино всю торговлю елями. Телефон в городском штабе разрывался от тревожных сообщений о «летучих отрядах», которые разоряли по нескольку елочных базаров каждую ночь. И каждый раз успевали скрыться с «места зачистки» за несколько минут до приезда удельных ментов, не оставив по себе памяти, кроме расплывчатых ориентировок: «молодые люди в черных шапочках и камуфляжных бушлатах».
К штабу на Московском вокзале была приписана группа инспекторов под кодовым названием «Елкинская», лидирующая по числу совершенных ее членами должностных преступлений. В эту ячейку (состав которой менялся почти каждый день) входили такие видные оперативники, как Строри, Барин, Эйв, Трейс, Альбо и Гурт.
За основу своей работы они взяли рэкетирские методы, обложив торговцев елями в районе Московского вокзала значительной данью. «Елкинские» считали, что унести деньги проще, чем утащить елки, и что в этом присутствует гораздо больше смысла. Характер их действий столь полно описан в статье № 163 УК РФ (вымогательство), что к этому почти что нечего добавить. Название же самой группы связано вот с чем.
Вечером, объехав намеченные с утра торговые точки, товарищи собирались в баре «Диадор», чтобы разделить дневную выручку между собой. Бар «Диадор» расположен на цокольном этаже углового дома № 13 по Большому Казачьему переулку, в месте его пересечения с Загородным проспектом. И поскольку этот бар находился практически напротив Городского Штаба Кампании, он пользовался огромной популярностью между «наиболее продвинутыми» нашими инспекторами.
Цены в «Диадоре» были отнюдь не низкие, так что позволить себе отдыхать здесь могли только члены нашей партийной элиты, закореневшие во зле и запятнавшие себя множеством должностных преступлений. Сидя на ажурных стульях за стеклянными столиками, они вкушали салаты «Французкий» и «Клеопатра», селедочку по-русски и мясное ассорти, куриный крэш и свинину с яблоками по-польски.
Текли реки водки и пива, искрилось озорными брызгами ледяное шампанское, а из камуфляжных бушлатов и армейских штанов, из бездонных карманов разгрузок и курток на стол сыпались для дележки промокшие, мятые, а иногда и окровавленные купюры. Некоторые инспектора вынимали на свет целые комья слипшихся «разнокалиберных» банкнот, вокруг которых тут же поднимался многоголосый крик озверевших от «оперативной работы» товарищей:
— Мало, мало мы с них взяли! Надо было…
— Эти пидоры с Бакунина опять ни хуя платят! Может…
— Мне треть причитается, на базар-то я вас навел! Давай сюда…
— Убери грабли, сука! Какая еще треть? Ты что, опух?
Бар «Диадор» — заведение достаточно популярное, так что туда заглядывали не только наши товарищи. Расположенный напротив Витебский вокзал — очень хлебное место, поэтому в «Диадоре» можно было встретить людей самых разнообразных профессий: гопстопщиков, мошенников, ломщиков и бандитов. Как-то раз двое отдыхавших за соседним столиком «пацанов» подошли к нашим товарищам во время «дележки» и поинтересовались:
— Парни, а вы чьи будете?
В ответ на это Альбо, под мышкой у которого болталась кобура с новеньким «газовиком», поднял от стола взгляд, оценивающе посмотрел на собеседника, а затем спокойно ответил:
— Елкинские мы…
Шутка понравилась, так что теперь эту «инспекторскую группу» у нас стали называть не иначе, как «Елкинская». Она навсегда вошла в историю оперативной природоохраны, отложившись в памяти нарушителей, как «Елкинская преступная группировка».[238]
