— Непременно. — Иван Лукич просяще посмотрел на Скуратова. — Только бы кредиту надо получить, Степан Петрович. Для разбега.
— А без кредита, без разбега те гусеницы не пойдут?
— Пойдут, но со скрипом. Трудно без кредита. Хоть бы миллион на первый случай, чтобы развернуться… А то что получится? Колхозишки в долгах, как в паутине. Мы же и долги объединим. Это такая гиря повиснет на ногах!
— Ну, друг, вот ты куда! — Скуратов обнял широкие книгинские плечи. — С кредитом, Иван Лукич, и дурак развернется. Ты начни дело без копейки, и разбогатей — вот тогда ты будешь героем, и люди тогда станут тебя и почитать и благодарить. Вот как, Иван Лукич…
— Трудновато без кредита, — задумчиво сказал Иван Лукич. — Но надо постараться. Есть у меня думка, как можно выкарабкаться из бедности, но для этого потребуется года два-три.
— А ты ещё подумай, ещё пораскинь умом да с колхозниками посоветуйся. — Возле дверей пожал руку вдруг загрустившему Ивану Лукичу. — Завтра приеду в Журавли. Соберем коммунистов, потолкуем. Начнем с журавлинцев, а тогда можно будет поехать по хуторам…
IX
Оглянись, осмотрись, Иван Лукич Книга! Как же, оказывается, быстро прошли годы! И разве они прошли?.. Пролетели и прошумели, точно птицы… Кажется, все эти годы ты среди других председателей ничем не выделялся. И делал все то же, что делали они, — спал мало, ел на бегу, часто дневал и ночевал то на хуторе, то в поле, то на ферме. Как все, заметно похудел и почернел. И в соседних селах думали: ну вот, прибавился ещё один председатель, каких уже много. Думали и о том, что и у Ивана Лукича ничего хорошего на журавлинской земле не получится. Правда, замечали у нового председателя армейскую аккуратность и подтянутость, горячность характера и заметно почерневшие, усы.
Однако уже в первые годы можно было заметить не только внешнее отличие Ивана Лукича от других председателей, а и нечто такое, чего у иных руководителей не было. Например, не так, как все, Иван Лукич разговаривал с колхозниками — и в своем кабинете и на поле; не так, как все, проводил совещание бригадиров, звеньевых. Соберет людей в правлении и скажет:
— Ну, друзья, давайте решать вместе! Колхозное дело требует коллективного ума…
Любил Иван Лукич повторять: «Не я в «Гвардейце» хозяин, а вы, и что вы скажете, то и будет сделано».
Сперва колхозники усмехались, отмалчивались.
— Чего молчите?
— Как-то непривычно… Раньше у нас не спрашивали, нашим мнением не интересовались.
— То, что было раньше, забудем, — говорил Иван Лукич. — Без вашей подсказки отказываюсь председательствовать.
К столу подошел Антон Игнатов из Птичьего и сказал:
— Иван Лукич, то, что ты собираешься вершить дело гуртом, мы одобряем… Но ты хоть дай нам запевку, хоть спроси, на какие советы у тебя имеется нуждишка. К примеру, чего бы ты хотел услышать от народа?
— Ох, много, много хотелось бы услышать, — ответил Иван Лукич. — И первое — подскажите, где те пути, которые ведут колхоз к богатству? Не можем же мы жить так, как жили те хуторские колхозники.
— Дорога, Иван Лукич, она издавна известна — урожаи, — сказал бритоголовый мужчина — бугаятник с фермы. — Надо урожаи поднимать, и с дороги этой сворачивать нельзя.
— Ещё, — просил Иван Лукич, что-то помечая в блокноте.
— Кавуны! — послышался звонкий женский голос. — Кавуны, Иван Лукич, дадут гроши, и это будет подпорка для начала… Давайте разведем бахчи, дело это стоящее.
— Бахчи — хорошо, — сказал Иван Лукич. — О бахчах я и сам думал… ещё?
— Попытать бы счастья на птице! — Это ты о чем, Егор?
— Завести уточек… Водичка у нас, слава богу, есть… Так что прямой расчет обзавестись утями.
— Запишем и уток, — согласился Иван Лукич. — Наляжем, как говорится, на крыло! Какие ещё есть мысли?
— Приглядись, Иван Лукич, к пойме Егорлыка… Это же какая земля, и лежит она без дела.
— Верно! — послышался голос одобрения. — Огороды — это поважнее бахчи!
В первый же год были засеяны бахчи. Иван Лукич достал скороспелые сорта арбузов, так называемые «Пятигорские хутора». Урожай был так велик, что без привычки трудно было сбыть продукцию. Арбузы- скороспелки, со сладкой, сахаристой мякотью, вагонами и на автомашинах отвозили и в Ростов, и в Армавир, и в Сочи, и в Кисловодск… Осенью похудевший Иван Лукич зашел в бухгалтерию и спросил:
— Ну, какой итог? Сколько положили в банк «арбузных денег»?
— Почти полмиллиона, — гордо отвечал бухгалтер.
— Повернем часть из этих денег на птицу. На «арбузные деньги» были куплены утиные яйца — где их только не закупали! — а также построены водоемы и колхозный инкубатор. Как. известно, Кубань, прорвавшись сквозь Недреманную, разбросала вблизи журавлинских хуторов то водохранилище, похожее на море, с косыми волнами и синей водяной гладью, то озеро с чистой, устоявшейся водой, то пруды в зеленой камышовой оправе. Вот в этих-то водах — от Журавлей до Янкуля — и расселились утиные стада. Увлечение арбузами и утками многим тогда казалось и странным и непонятным. Иные злословили и посмеивались, иные говорили: «Ну и хитрюга Иван Лукич, знает, где золото зарыто…»
На третий год изменился пейзаж журавлинской равнины. Блестели, как зеркала, пруды. И обычно вблизи отлогого берега поднимался легкий, сделанный из камышовых циновок навес. От навеса к воде уходил просторный двор, обнесенный сеткой из проволоки. Издали, если смотреть с холма, казалось, будто. берег усыпан желтыми цветами. Это были не цветы, а утята, маленькие комочки, только что доставленные сюда из инкубатора. И в холодке под навесой, и на солнце — везде расползлись, разбежались утята. Когда же они подрастали и из желтых комочков становились ослепительно белыми, молодыми и важными утками, их выпускали на воду. Удивительная картина открывалась взору! Озеро, похожее на огромное, врезанное в ложбину стекло, было все белым-бело: синяя его гладь от берега к берегу усыпана утками.
Весной, пока птица подрастала, Иван Лукич не заходил в бухгалтерию. А летом, перед тем как отправить первую партию уток на заготовительный пункт, вдруг пришел, пожал руку главному бухгалтеру и, покручивая кончик уса, сказал:
— Василий Кузьмич, подготовь-ка мне точные данные о доходах по уткам.
— Иван Лукич, вам в разрезе каждого водоема или суммарно?
— Мне надо поточнее.
После этого зашел в свой кабинет, взял чистый лист бумаги, карандаш и начал подсчитывать. «Суммарно или не суммарно, а надо, чтобы были, гроши, — думал он, записывая цифры. — Надобно уже теперь точно знать, что это за пух-перо и какие могут для колхоза вырасти крылья. И можно ли на них подняться к небу или нельзя?..» Подсчитал, подытожил, и получилось, что утиная ферма уже в первый год даст большой доход. «А. ничего собой, славное это пух-перо, — думал Иван Лукич, пряча в карман исписанный лист бумаги. — И крыло получается широкое и упругое, на таком крыле вполне можно взлететь к небу — выдержит… Только надо это хозяйство вести с умом. Утка — птица нежная её береги да береги…»
Зная толк не только в арбузах и утках, аив моторах, Иван Лукич поехал к директору Журавлинской МТС Петру Самсоновичу Гайворонскому. Не откладывая дело в долгий ящик, сказал:
— Петр Самсонович, выручай! По-дружески прошу…
— Какая выручка нужна? — спросил Гайворонский. — Зяби маловато подняли, а?
— Зяби хватит… Трактора прошу. — Иван Лукич замялся, не знал, как бы попроще выразить свою просьбу. — Те машины, что зараз трудятся в «Гвардейце», пусть становятся под мое подчинение. Ты меня хорошо знаешь, с тракторами я обращаться умею. Так что доверь…
— Это как же так «доверь»? — удивился Гайворонский. — Ты что, в бригадиры ко мне хочешь
