вместо аргументов одни эмоции или вопросы, уже сведенные в оформленные программы работ, результаты которых планируется получить спустя четыре года. Тогда зачем сейчас Министерству и Заказчику предложения?
Уманько понял, что эту загадку ему сегодня уже не разгадать. Сигареты все были выкурены, стрелки часов приближались к двадцати двум. Уманько встал, привычно навел порядок на рабочем столе, сдал кабинет дежурному по этажу и поехал домой. По дороге, а затем и дома во время ужина, он пытался отключиться от терзавших его мыслей, но это у него плохо получалось.
К парку «Сокольники» Уманько подъехал со стороны, противоположной центральному входу. Попросив шофера остановиться, вышел из машины и пошел через парк. Он любил этот маршрут поездки на работу и часто пользовался им в любое время года. Весь путь в парке он считал шаги — ему казалось это приятным отдыхом. Затем садился в машину, ожидавшую его уже у центрального входа. Однако в этот день Уманько не стал считать шаги. Он хотел в безлюдном в ранние часы парке продолжить размышления начатые вчера. Но никак не мог сосредоточиться на них. Казалось без всякой связи, как бы произвольно, возникали один за другим отдельные эпизоды давних встреч с Макровым.
Первая половина пятидесятых годов. На трех автомобилях «Победа» Макров, Уманько и Сорокин со своими семьями возвращались домой из подмосковного леса. Все утро они катались на лыжах с удобных, хорошо накатанных, лесных горок. Как всегда, Макров ехал первым. Он не любил когда, едучи в компании нескольких машин, кто-нибудь оказывался впереди него.
Как-то двумя годами раньше был такой случай. Макров и Уманько работали в конструкторском бюро, которое имело экспериментально-испытательную базу в подмосковном городе Жуковский. Возвращаясь оттуда на своих автомобилях «Москвич», каждый с полным комплектом пассажиров — товарищей по работе, Уманько обогнал Макрова и вышел вперед. Сделал это он без специального намерения ехать впереди Макрова. Старорязанское шоссе, по которому они ехали, было сильно загружено. Между машинами Макрова и Уманько шли несколько автомобилей различных марок, в том числе и грузовые. Шоссе было узкое, и при большом встречном потоке машин обогнать впереди идущий транспорт было не всегда возможно. Водители хорошо знают, как неприятно ехать за рулем маленького автомобиля в непосредственной близости от едущего большого грузовика. В таком положении оказался Уманько. Он уже несколько раз делал попытки обогнать идущий впереди грузовик, но встречный транспорт не позволял ему это сделать. Когда возникла первая благоприятная ситуация, он решил воспользоваться ею полностью. Выехав на левую сторону шоссе, дал полный газ. На большой скорости стал обгонять все попутные машины, пока это позволяло отсутствие встречного транспорта. При этом он обогнал и автомобиль Макрова. Сидящий рядом с Уманько товарищ помахал рукой товарищам в автомобиле Макрова. Этому поступку Макров мгновенно дал свою оценку и тут же, выйдя из занимаемого ряда и совершая двойной обгон, обошел машину Уманько. Когда их машины двигались по шоссе на скорости бок о бок, Макров взглянул на Уманько таким выразительным взглядом, что сомнений в его содержании не оставалось. Это задело Уманько. Что-то в нем включилось и что-то выключилось. Благоразумие исчезло и началась невероятная гонка. Узкое шоссе, сложный профиль дороги, населенные пункты и большой поток транспорта в обе стороны — все это имело уже только второстепенное значение. Главное заключалось в том, чтобы оставить машину Макрова позади. Ту же цель, только в обратном порядке, уже преследовал и Макров. Какое-то отчаянное безумство овладело ими и почти сорок минут продолжалось это опасное состязание. К первому светофору Москвы они подъехали одновременно. Проехав его, подрулили к тротуару и остановились. Оба вышли из машин и, улыбаясь, пошли навстречу друг другу. Поудивлялись своему безрассудному поступку и поехали дальше. Только теперь уже разными дорогами, несмотря на то, что ехать им нужно было в одном и том же направлении. После этого случая Уманько никогда больше не обгонял автомобиль, за рулем которого сидел Макров, спокойно предоставляя ему роль ведущего.
Вот и сейчас Макров зачем-то свернул на дорогу, идущую к деревне, которая виднелась на пригорке недалеко от шоссе. Дорога была хорошо расчищена. По обе ее стороны возвышались навалы снега высотой полтора-два метра. Она была узкая, и двигаться по ней можно было только в одну сторону. Зачем свернул Макров на эту дорогу ни Уманько, ни его жена, сидевшая рядом с ним в машине и державшая на коленях уже начинающую засыпать пятилетнюю дочурку, не понимали. Но, доверяясь Макрову как ведущему, спокойно следовали за ним. За их машиной шла машина Сорокина. Перед самым въездом в деревню Макров вдруг резко остановил машину. Останавливая свой автомобиль, Уманько увидел выскочившего из машины Макрова. Какое-то мгновение он смотрел в сторону уже остановившихся за ним автомобилей. Выражение его лица было каким-то странно-необычным. Взгляд широко открытых глаз, который перехватил Уманько, выражал опасность и готовность к немедленному бою. В руке Макров держал монтировочную лопатку. Не понимая в чем дело, Уманько тоже выскочил из машины и побежал вперед. Подбегая к Макрову, который был уже примерно в десяти шагах впереди своей машины, Уманько услышал: «Вон с дороги, убью!» Это кричал Макров, угрожая трем парням подросткового возраста, которые уже быстро и не оглядываясь, убегали к деревне. Макров и Уманько остановились.
— У-у гады! Напасть хотели, — сказал Макров и пошел назад к своей машине.
Загородные автомобильные прогулки обычно заканчивались тем, что ехали к кому-либо из участников домой и устраивали товарищеский обед или ужин. По пути заезжали в магазин и покупали все необходимое. Жены совместными усилиями быстро сооружали приличный стол, на котором различного рода закуски и винно-водочные изделия были предоставлены в достаточном количестве для многочасовых дружеских посиделок. Накормив, прежде всего детей и обеспечив их вполне автономным занятием, взрослые садились за стол и начиналось приятное дружеское застолье.
В тот раз все собрались на квартире Уманько. Как в большинстве подобных случаев, в центре внимания за столом был Макров. Он умел незаметно, без каких-либо видимых на то стараний, вызывать к себе интерес окружающих. Как бы, между прочим, и нехотя вспоминал свои партизанские годы войны и очень умело, всегда к месту, рассказывал о какой-нибудь ситуации, или отдельном эпизоде прошлых лет. Он умел возбудить у слушателей живой интерес к тому, о чем говорил, и вызвать уважение и интерес к себе, как человеку, жизнь которого уже казалась связанной с каким-то подвигом. Заканчивая свои рассказы, он умело намекал на их еще незавершенность и давал понять, что на сей раз уже хватит — хорошего понемножку.
Легко и как-то незаметно перешел Макров от эпизода с тремя парнями, которым сегодня не удалось разбойное нападение на нас, — только потому, что Александр Александрович Уманько, — как он шутливо отметил, — решительно и во время поддержал его атакующую самооборону, — к воспоминаниям военных лет.
Небольшой партизанский отряд, который он недавно организовал, базировался в глухом лесу и, как ему казалось, в большой удаленности от любого населенного пункта. Шел период обустройства. Не каждый партизан еще имел оружие. Отсутствовала радиосвязь. Не было карты района базирования, без которой командир на войне чувствует себя как с завязанными глазами на узенькой тропке, вьющейся по извилистому краю пропасти. Одним словом обстановка была такой, что главная задача заключалась в том, чтобы не раскрыть врагу место своего базирования. В противном случае отряду могла грозить гибель. В этой ситуации к Макрову привели трех женщин, задержанных в расположении отряда. Они утверждали, что живут в недалеко расположенной деревне, и ходили по лесу, собирая грибы. Перед Макровым стал вопрос: что делать, как быть с тем, что так неожиданно месторасположение отряда стало известно трем местным жителям? Рассказ об этом он вел долго. Искусно излагая свои душевные переживания, которым противостояла суровая необходимость сохранить жизнь отряду. Он завершил рассказ тем, что всю тяжесть и муку необходимого решения принял на себя. Слезы сочувствия появились на глазах у женщин, сидящих за столом, — сочувствия Макрову. «Сильный человек, не жалеет себя для товарищей. Сегодня он тоже показал нам это» — такой, или примерно такой вывод сам напрашивался слушателям. Сорокин наполнил рюмки и предложил тост за Макрова.
Проводя гостей, Уманько мысленно сопоставил рассказ Макрова с убегающими тремя парнями на узкой заснеженной дороге и ощутил что-то холодно-неясное, какой-то мучительно непонятный вопрос.
Он вздрогнул от этого нахлынувшего воспоминания и увидел, что уже вышел из парка к центральному входу. Там его уже поджидала машина.
— Да, бесполезно протопал весь парк, — мысленно сказал сам себе Уманько, — ни одной разумной мысли, все чепуха какая-то в голову лезет.
