основном безобидные гадости, перетаскивали тяжеленные сундуки с тушками птичек.

Симпатичная, в самом расцвете сил лаборантка Людочка (чудом уцелевшая после очередной кадровой чистки директрисы) была в отделе одна и териолог, пользуясь случаем галантно улыбаясь (и этим подчеркивая все боевые шрамы на своем лице) подарил ей розочку.

Людочка, поблагодарив, взяла цветок. Паша прошелся по отделу, заглянув между прочим и в комнату, где сосуществовали Олег и Вовочка.

Над столом Олега висело множество фотографий в рамках — всё орнитологи. На противоположной стене тоже располагались орнитологи, но их было меньше. Любимым занятием Олега было перевешивание фотографий с одной стены на другую, а это случалось после смерти очередного специалиста по птицам.

Олег большую часть свей жизни провел на «северах», где он изучал куличков. Поэтому на стене также висело множество фотографий с суровыми пейзажами Таймыра, Мурмана, Чукотки. С Чукотки, кстати, Олег привез также и различные сувениры. Под потолком на гвозде болтался эпликате?т — пять грузов, выточенных из моржового бивня. С помощью этого снаряда чукчи еще совсем недавно охотились на гаг. Кроме того, на шкафу лежала охапка длинных округлых костей (тоже моржовые сувениры с Чукотки), которыми Олег завалил не только отдел орнитологии, но и всю Кунсткамеру.

Над столом Олега, кроме того, красовалась картина, однажды обнаруженная начальником отдела орнитологии в подвале Кунсткамеры. В этих глубинных запасниках пылилась целая серия картин неизвестного художника-примитивиста. Все они изображали представителей куриных — фазанов, куропаток, глухарей, перепелов — в естественной обстановке. Пернатые были нарисованы маслом на совершенно одинаковых прямоугольных кусках фанеры. Создатель этих шедевров не был ни профессиональным художником, ни профессиональным орнитологом. По картинам было видно, что хотя он птиц и любил, но сам отличался мрачноватым нравом — все пернатые у него выглядели какими-то угрюмыми.

Из этой серии Олег и выбрал одну картину, на которой была изображена белая куропатка в тундре. Надо сказать, что эта птица, пожалуй, была самой неприветливой из всех. Белая куропатка монументально располагалась на переднем плане, заслоняя собой и серо-зеленую тундру, и низкое свинцовое небо. Птица была во всей красе — белая с кроваво-красными бровями. Причем художник «надвинул» брови на глаза куропатки, отчего вид у нее был зловещий. А так как ни масштаб, ни перспектива не были соблюдены, то казалось, что куропатка к тому же имеет гигантские размеры. Поэтому создавалось полное впечатление, что на картине изображена птица Рух (почему-то обитающая в тундре), которая с мрачной надеждой всматривается в горизонт, ожидая увидеть свою излюбленную добычу — мамонта или, по крайней мере, шерстистого носорога.

На столе у Олега лежали тушка кулика и два автореферата диссертаций. Один — о питании клестов в пустыне, другой — о говорящих канарейках. Взглянув на авторефераты Паша подумал, что орнитологией он бы никогда не стал заниматься. Он взял со стола тушку и, как всякий зоолог, первым делом посмотрел на этикетку. На ней было написано Arenaria interpres oahuensis. Паша начал было читать научное название птички вслух, но на третьем слове осекся (на самом деле ничего страшного — просто куличок был впервые добыт на острове Оаху). Но Паша этого не знал и решил, что Олег не совсем еще потерянный человек, если изучает птиц с таким названием.

Стоящий у окна стол Вовочки в отличие от стола Олега не был завален бумагами. Зато там лежало множество желтых трясогузок — словно жарилась огромная яичница- глазунья. На вешалке висел потертый рабочий пиджак Вовочки. На полке стояла огромная стрекозиная голова — старинный, прекрасно сделанный муляж из папье-маше. В отделе энтомологии голову выбросили за ненадобностью. Вовочка подобрал ее и собирался отнести добычу в школу знакомой сокурснице, а ныне учителю биологии.

Паша, осмотрев все это богатство, вернулся к Людочке. Он расспросил лаборантку, посетила ли их отдел тетка с мышеловками. И Людочка показала, где дератизатор расставила свои ловушки.

Паша вытащил из сумки еще слабо пахнущих формалином зверьков, и мертвой мордочкой каждого коснулся приманки — куска сала, со слегка садистской улыбкой пронаблюдав как стальная дужка ловит свои жертвы.

Он уже собирался было уходить к себе в отдел, но снова заглянув на хоры и обнаружив, что Олег с Вовочкой заняты своими сундуками надолго, остался.

Паша еще раз осмотрел их комнату и на минуту задумался, а потом произвел несколько действий. В частности, он взял пару книг, снял с полки стрекозиную голову, с вешалки — Вовочкин пиджак и берет начальника отдела, со шкафа — пару Олеговых (то есть, конечно, моржовых) костей и быстро сконструировал из всего этого добра инсталляцию.

После этого он сходил к Людочке попросил «штрих» (белую краску для затирки ошибок в машинописном тексте), а также и птичку с этикеткой, написанной рукой Олега. Людочка предоставила ему и «штрих», и кулика, добытого начальником отдела орнитологии прошлым летом на Чукотке. Того самого — oahuensis.

Через пятнадцать минут Паша вернул Людочке и куличка, и «штрих», взял свою сумку с грызунами и пошел по другим отделам. А еще через полчаса пришли усталые Олег с Вовочкой.

Оба они были слегка удивлены тем, что за столом Вовочки спиной к ним сидел человек.

Олег и Вовочка вежливо поздоровались с ним, но незнакомец ничего не ответил и даже не обернулся. Только тогда Вовочка заметил на незнакомце свой пиджак и Олегов берет. Вовочка быстро подошел к своему рабочему месту заглянул сидящему в лицо. Младший научный сотрудник увидел, что над столом склонилась огромная стрекозиная голова, пустые рукава пиджака был положены на статью Вовочки о трясогузках, а из рукавов торчали, перечеркивая статью, две пикантные кости моржей. Олег посмеялся над этим чучелом, а заодно и над Вовочкой. А Вовочка надел свой пиджак, отдал Олегу кости и берет, поставил стрекозиную голову на полку, а сам пошел к Людочке, чтобы она подтвердила его догадку о том, что их отдел посещал Паша.

А Олег принялся за статью о куличках, в душе радуясь, что так разыграли именно Вовочку, а не его. Но напрасно Олег радовался.

Через час в Кунсткамеру прибыла директриса и с инспекцией (на месте ли научные сотрудники?) стала носиться по отделам. И в первую очередь она посетила птичий отдел. Директриса (по прозвищу Мамочка) была не по годам энергичная дама, предпочитавшая красную или, в крайнем случае, рыжую краску для волос. У нее была средиземноморская фамилия, тонкие губы и кавказский профиль. Кроме того, директриса была гораздо наблюдательнее, чем Олег. Она быстро осмотрела комнату орнитологов, скользнув взглядом по фотографиям и моржовым костям, взглянула на распустившуюся Людочкину розочку (розочка почему-то показалась директрисе очень знакомой). Затем она уставилась на картину с арктическим моа.

— А я и не знала, что вы, Олег Иванович, еще и неплохо рисуете. Только, по-моему, мрачновато. Жизнерадостнее надо быть, бодрее, — и перевела разговор на тему о погрузочно-разгрузочных работах, а также о нормах расходования нафталина и спирта.

Олег после ухода директрисы внимательно рассмотрел свою любимую картину. У самых ног куропатки им была обнаружена надпись выполненная белой краской: «Чукотка, 1980» и размашистая, очень искусно подделанная подпись самого Олега.

* * *

После орнитологов Паша пошел в отдел герпетологии. В отличие от отдела териологии и отдела орнитологии, где также пахло нафталином, в отделе герпетологии не пахло ничем, так как у них было изолированное хранилище, а кроме того, они всех своих гадов хранили в спирте. Отдел, где изучали жаб и змей (в частности, гадюк), конечно же возглавляла женщина, Галина — особа средних лет, с висевшими на шнурке очками.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×