Когда закон бессилен

оттого, что преступления совершает чужими руками. А самое неприятное в этом то, что все знают и понимают: Зяблов со своими бойцами не что иное, как хорошо организованная банда, а подловить его не на чем. И он упивается своей безнаказанностью. Мы служим и защищаем закон, а сейчас, чтобы справед­ ливость восторжествовала, сами преступаем его. Хотя это сейчас сплошь и рядом. То и дело слышим: пья­ ный милиционер избил кого-то. А уж о взятках и говорить не хочется. Да что там взятки, — капитан махнул рукой, — если армия, которая должна защи­щать страну, продает оружие. А уж про нашу с тобой родную милицию

и

сказать нечего. Быть честным сыщиком сейчас гораздо труднее, чем раньше. И именно поэтому, когда закон бессилен, такие, как Зяблов, процветают. Плюют они на все и на всех. Потому что закон, как ни странно, защищает и его, и всякую другую сволочь. Раньше я об этом не думал. Ловил насильников, убийц и прочую дрянь и считал, что делаю нужное, полезное людям дело. Но когда пожилая больная женщина стреляет из пистолета в своего, пусть сводного, но брата, и тем самым пыта­ется наказать его за совершенное преступление, — Феоктистов опустил голову, — я понял, что все эти исколотые, говорящие на жаргоне мужики — лишь грязная пена нашей жизни, а настоящее дерьмо, как ни странно наверху, и творит зло безнаказанно. Толь­ко поэтому я и играю в казаки-разбойники. И зна­ешь, — хмуро улыбнулся Феоктистов, — порой мне в голову приходит просто великолепная мысль... — он замолчал.

—     Федор! — позвала плотная женщина. — Ты дома?

—    А где же! — сердито отозвался Зимин. — Пе­рекусить заскочил. Сейчас усилены патрули, всех на розыск бросили.

—    А что случилось?

—    Постового убили и в ПМГ стреляли, — доже­вывая котлету, промычал Зимин. — Какой-то мужик раздробил старшему сержанту голову, когда тот... — икнув, он повалился лицом на стол. Обернувшись на звук упавшей со стола тарелки, женщина шагнула к мужу. — Опять нализался? А гово... — увидев торча­ щую между лопаток мужа ручку ножа, пронзительно закричала и бросилась к двери. От сильного удара в челюсть упала. Филимон замахнулся чугунной сково­родкой и ударил женщину.

—    Что? — поразился Феоктистов. — Граф в Са­ратове?

—    Точно, — хмуро кивнул седоватый майор. — Экспертиза установила: револьвер Графа в ПМГ стре­лял.

—    А может, его кто-то подставить хочет? — предположил Сергей. — Ведь...

—    Это одна из рабочих версий, — оборвал его подошедший полковник милиции. — Но главное сей­ час — закрыть город, чтобы мышь не проскочила. Из Пензы Граф сумел уйти. Да еще на даче одного мафи­ ози пострелял. Граф — хищник. И не остановится ни перед чем. Так что...

—    Товарищ полковник! — обратился к нему воз­бужденный молодой мужчина в штатском. — Свиде­тели узнали Суворова. Это он убил старшего сержан­та! Сначала составляли фоторобот. И вдруг...

—    Значит, Граф, — буркнул полковник. Взглянув на помрачневшего Феоктистова, спросил. — Еще вопросы есть?

—    Все ясно, — капитан кивнул.

—    Впрочем, ты в отпуске, — с досадой вспомнил полковник.

—    Потом догуляю, — отходя, бросил капитан.

—    И ты согласилась? — отступив на шаг, Вален­тина Анатольевна всплеснула руками. — Но ведь ты знаешь, какой он че...

—    Знаю, мама, — вздохнула Валентина. — Но выбора у меня действительно нет. К тому же, — в ее глазах полыхнула ненависть, — я виновата перед то­бой. И все это из-за отца и Зяблова. Знаешь, — тихо сказала она, — я последнее время постоянно думаю о том времени...

—    Давай не будем ворошить прошлое, — попро­сила мать. — С одной стороны, может, и хорошо, что все так получилось. Ты выросла в семье офицера, с ранних лет узнала жизнь за границей. У тебя никогда ни в чем не было...

—    У меня не было главного, — Валентина обня­ла ее.

 — Я всегда была у тебя, — гладя ее по волосам, проговорила Валентина Анатольевна. — Я постоянно писала тебе и не обижалась, когда ты не отвечала.

—    Мама, — вытирая слезы, спросила дочь, — ты помнишь Виталия Суворова?

—    Конечно, — мать улыбнулась. — Его просто невозможно забыть. А почему ты спросила? И откуда ты знаешь о Виталии.

—    Он стал преступником, — сказала Валенти­на. — Я хотела нанять его, чтобы он убил отца.

—    Да ты что? — расширила глаза Валентина Анатольевна. — Как можно думать о таком? Иван любил тебя. И он...

—    Он мертв, — перебила ее дочь. Увидев в гла­зах матери ужас, усмехнулась. — Нет, я здесь ни при чем. Его угробила мачеха. А потом и сама погибла.

Хрипатый сел. Застегивая рубашку, вопросительно взглянул на складывающего в сумку лекарства врача. — С чего это вдруг такая забота?

— Не знаю, — врач пожал плечами. — Меня вызвали и велели оказать тебе помощь.

Взял сумку и пошел к открытой двери, возле которой стояли двое парней в камуфляже.

«Что-то здесь не так», — подумал Георгий. Ос­мотрел стоявшую у стены раскладушку с пуховым матрацем, мерно гудевший небольшой холодильник. Взял лежащую на столике пачку сигарет. Достал одну, прикурил. Тяжело поднявшись, дошел до раскладуш­ки и лег.

«Куда их увели?» — подумал он о женщинах.

Дядя Степан, поддерживаемый Волошиным, осто­рожно выбрался из «нивы»,

—    Рано вы выписались, — сказал Дмитрий.

—     Ну ее к лешему, — негромко ответил Ризов. — Тама не лечат, а калечат, всю задницу истыка­ли, а эта Дарья Матвеевна, как штыком, шприцем ширяет. Да и каково бабе возить еду в такую даль. А с больничных харчей, того и гляди, ноги протянешь.

—    Насовсем приехал, — спросила вышедшая на крыльцо жена, — али как?

—    А ты как думаешь? — он сердито взглянул на нее.

—    Этот-то чаво заявился? — она неприязненно взглянула на Волошина. — из-за него ведь Петьку вбили! — всхлипнув, быстро вошла в дом.

—    Ты это! — крикнул ей вслед Ризов. — Нечего на парня напраслину возводить! Ведь...

—    Она права, — перебил его Волошин. — Все это из-за меня началось.

Подведя дядю Степана к двери, осторожно усадил его на стул. — До свидания, — глухо проговорил он и быстро пошел к калитке.

—     Митька! — попытался остановить его Ри­зов. — Вернись! Куда ты пойдешь-то?

—    Домой, — не поворачиваясь, ответил Воло­шин. — И спасибо, вам дядя Степан. За все спасибо. За пчел не волнуйтесь, — выдохнул он. — Там сей­час сыновья Петра Андреевича за ними присматрива­ют. А завтра и я туда поеду.

—    Митрий! — закричал Ризов. — Да чего ты там один-то будешь?

—    А с ним никто из деревенских не хочет быть, — сухо сказала вышедшая из дома жена. —Пугаются все. Ведь сколько из-за него кровушки про­лилось.

 —    Цыц, баба! — зло прикрикнул на нее Степан. — Ты чего городишь!

Махнув рукой, ома вернулась в дом.

—    Приехал мужик-то, — остановив мотоцикл, сказал худощавый парень в шлеме.

—    Я его, козла, — процедил рябой парень, — сегодня же па тот свет отправлю!

Дмитрий вошел в свой двор. Осмотревшись, вздохнул.

—    Извините, — услышал он мужской голос. — Вы Дмитрий Волошин? — испуганно дернувшись, Волошин схватил косу.

—    Не подходи! — размахивая ею, выкрикнул он.

—    Успокойтесь, Дмитрий Сергеевич, — отступив от калитки, проговорил широкоплечий молодой чело­век в тренировочном костюме. — Мы из милиции. Нас прислал...

—    Покажи документы! — не опуская косу, по­требовал Волошин. Второй мужчина, худощавый, в потертых джинсах, взглянув на товарища, вытащил из нагрудного кармана рубашки удостоверение и держал