Когда закон бессилен

свихнулся. Как мать привезли, замолчал. Ни сло­вечка не произнес. Завтра хоронить, а он будто не­мой, и не пьет, — всплеснула она руками. — Я уж говорю своему — сходи, нехай с тобой выпьет. Так мой зараз вернулся. Я, говорит, зашел, а он будто не видит. Я, мол, так и сяк, а он все одно как неживой сидит.

 —     И правда, — поддержала ее женщина постар­ше. — Чаво-то с головою у него...

—    Хватит вам! — сердито вмешалась крупная женщина. — Горе у человека, а вам лишь бы языки почесать. Не троньте его. Лучше давайте думать, как Ксению в последний путь проводим.

—    Я мяса принесу, — со слезами сказала другая.

—    Я пирожков испеку, — пообещала третья.

—     Значит, Волошин жив, — нервно барабаня длинными сильными пальцами по столу, сказал Фи­ лимон.

—    В деревне говорят, он вроде как тронулся, — торопливо сообщил Адам, — не разговаривает ни с...

—    Когда похороны? — думая о чем-то, спросил Филимон.

—    Завтра.

—    Кто-нибудь из родни приехал?

—     Никого не было, — ответил Адам. — По крайней мере я ни о ком не слышал. Ведь если бы кто приехал, то обязательно в деревне разговор был бы.

—    Вообще-то ты прав, — согласился Хирург. — Если бы родственники приехали, в деревне об этом говорили бы. Ну что же, — он встал. — Ночью к Волошину может маманя вернуться. И это скорее всего добьет его.

Зяблов рассмеялся:

—    Выходит, тех двоих, которые убили мать Воло­шина, колхозники убили.

—    Пчеловоды, — несмело поправил его Клоун.

—    Какая разница, — отмахнулся Зяблов. — А кто эти парни?

—    Зимин говорит, что личности убитых не уста­новлены. Сейчас ждут результата по отпечаткам

—    Ну что же, — откинувшись на спинку кресла, весело сказал Зяблов, — похоже, у Редина начнутся неприятности. — Посмотрев на часы, встал. — Отве­зешь меня на дачу, — сказал он широкоплечему пар­ ню. — Я сейчас Зине скажу, что мы учения органи­зуем.

—     Зинаида Владимировна уехала полчаса на­зад, — сказал крепыш. — Взяла свою машину.

 — С кем она поехала? — нахмурившись, спросил Зяблов.

—    Шлюха! — Зинаида, прижав к полу молодую плачущую женщину, обеими руками хлестала ее по щекам. Всхлипывая, та безуспешно пыталась вы­рваться.

—    Давно у тебя с ним?! — злобно спросила Зи­наида.

—    Как вы уехали, — плача отозвалась женщи­на. — Но он слабый в постели, — словно пытаясь утешить ее, проговорила она, — я только из-за де­нег с...

—    Шлюха! — Зинаида плюнула ей в лицо. Потом встала, поправила блузку и юбку и снова плюнула. — Зачем сюда приехала? — спросила она.

—    Когда вы вернулись, — не поднимаясь, испу­ганно проговорила женщина —_: он позвонил и пре­дупредил. А сегодня позвонил и сказал, чтобы я на дачу ехала. Вот я...

—    Убирайся! — гневно оборвала ее Зинаида. То­ропливо поднявшись, женщина бросилась к двери.

—    Забыла! — кинув ей вслед сумочку, крикнула Зинаида. Подойдя к зеркалу, поправила сбитую при­ ческу. — Подлец, — прошептала она. — Старый пердун. Все из себя Дон Жуана строит, подлец! — подойдя к столу, села и крикнула. — Рахим! — В комнату вошел невысокий худощавый узкоглазый мужчина с короткой бородкой. Одет он был в азиат­ский халат, за широким черным поясом — на манер кавказских джигитов торчал длинный обоюдоострый кинжал.

—    Ты почему разрешил ей находиться здесь? — сердито спросила она.

—    Хозяин сказал, — тихо, без малейшего акцен­та ответил узкоглазый.

—    А я тебе кто?! — закричала она.

— Вы, уважаемая Зинаида Владимировна, — его жена, женщина.       

Зинаида расслышала в его ровном тоне презри­тельную нотку.

—    Убирайся! — схватив графин, она запустила им в узкоглазого. Не шелохнувшись, тот вскинул руки и легко поймал графин.

 —    Не надо бить посуду, — ровно проговорил он. — Битое стекло — к крови. — Аккуратно поста­вил графин на телефонный столик и вышел. Задох­нувшаяся от возмущения Зинаида, словно выискивая, что бы разбить, быстро осмотрелась. Не увидев ниче­го подходящего, бросилась к холодильнику и достала бутылку шампанского.

Выйдя из здания милиции, Вера Николаевна по­смотрела на Ирину.

—    Я же говорила, что зря мы пойдем, — вытирая слезы, сказала она. — Преступников ищут, — вспом­нила она слова следователя.

—    Я же хотела сказать, — Ирина сердито по­смотрела на улыбнувшегося ей молодого милиционе­ра, — так вы не позволили.

—     Ох, дочка, — вздохнула свекровь, — ты моло­дая, красивая. Тебе только жить да жить. Да и сама же ранее говорила, что не поверит в это никто. Дока­зать мы ничего не сможем.

—    Мама, — всхлипнув, Ирина порывисто при­жалась к ней, — я же...

Свекровь была умной, много повидавшей женщи­ной. В конце концов она была матерью мужа этой молодой женщины и она все поняла. Улыбнувшись, сквозь слезы, она обняла невестку. Уткнувшись ли­цом ей в грудь, Ирина заплакала.

—    Я давно хотела внука, — прошептала Вера Николаевна, — или внучку. Береги себя, Иринка, — с материнской строгостью проговорила она, — ребе­нок этот — память о Сашеньке, -- Снующие туда- сюда сотрудники милиции, увидев обнявшихся, на­взрыд плачущих женщин, сразу замолкали и осторож­но обходили их.

—     Видишь, гад, — наградив чувствительным тол­чком приклада вылезшего из «воронка» рослого иско­лотого детину, зло бросил конвоир, — из-за таких, как ты, плачут.

—    Я пару магазинов подломал, — обиделся дети­на, — не шей мне бакланку!

—    Она меня чуть не убила! — дотрагиваясь до распухших губ, воскликнула молодая женщина разо­ рванном на груди платье. — Как бешеная, налетела. Я думала, это ты. Подошла к двери...

— Хватит! — резко оборвал ее Зяблов. — Вот тебе компенсация, — он сунул ей за лифчик сверну­тые купюры и приказал Клоуну. — Отвези ее в город.

Зинаида с фужером в руке стояла у окна. В откры­тые Рахимом ворота въехала «волга».

— Явился, — зло улыбнулась она. Отойдя от окна, уселась перед включенным телевизором.

—    Чего с тобой? — в дверь боком вошел дядя Степан. — Я, конечно, понимаю, — басом прогово­рил он, — но ведь ты сам себя в гроб загонишь.

— А что мне делать?! — истерически крикнул Волошин. — Как мне жить?! Сначала Сашу и дочь убивают! Теперь, прямо на моих глазах, маму! — От­дав все силы вспышке, снова ссутулился и уставился в стол.

—    Я, конечно, понимаю, — повторил Степан, — но ведь все одно не дело это — заживо в гроб ло­ житься. И квартиру бросил, и...

—    Продал я квартиру, — глухо отозвался Дмит­рий, — на кой она мне. Со всей обстановкой продал.

—    Тьфу ты, — с досадой сплюнул Степан. — Наверняка задарма отдал. Ведь Сашка там накупила стенок разных, телевизор японский, — он грузно опустился на стул, вытащил из кармана бутылку, со стуком поставил' на стол. —Я, конечно, —смущен­но начал он, — понимаю, что не дело это. Но все одно, — сорвал пробку и разлил водку в стаканы. — Давай помянем твоих.

—    Нет, — отказался Дмитрий, — не хочу я пить.

—    Так мы не пить, — терпеливо проговорил Сте­пан, — а за упокой души. Чтобы им земля пухом была. Надо, Митя. Ведь это не нами придумано. Так что давай, — он подвинул стакан к руке Волошина. Увидев лежащий перед ним авиационный билет, удивленно спросил. — Никак куда собрался?

—    Нет, — взявшись за стакан, Дмитрий покачал головой, — это я у того, которого вы застрелили,