Когда закон бессилен

—    Не велел, — поправил его Растогин, — а про­сил.

—     Ну зачем вы так, — усмехнулся Альберт. — Не надо играть в демократию. Я работаю на вас. Если от просьбы можно отказаться, от требования хозяина, даже если оно тебе неприятно, нельзя. Как говорится, приказы не обсуждаются.

—    А разве были какие-то поручения, которые тебе не хотелось выполнять? — быстро спросил Па­ вел Афанасьевич.

—    Зачем вы меня вызвали? — вздохнул Швед.

—    Ты стал часто навещать Галину, — после не­долгого молчания сказал Растогин. — Можешь мне объяснить, почему?

—    Ей тяжело, — сразу ответил Альберт. — Мо­лодая женщина с ребенком. Я просто помогаю, чем могу.

—    Вот как? — удивился Павел Афанасьевич. — Ты говоришь о материальной помощи?

—    Я бы помог ей и деньгами, но она даже не­большие подарки пацану берет весьма неохотно. А вы этим недовольны? — он вопросительно взглянул на Растогина.

Постарайся понять меня правильно, — вздох­нул Растогин. — Галина мать моего внука. Как гово­ рится, незаконнорожденного. Да, — с горечью при­знался он, — я вел себя по отношению к ней, можно сказать, недостойно. Старался унизить ее в глазах сына. Демонстрировал свою неприязнь к ней. Но видишь ли, Альберт, — покаянно сказал он, — ко мне как-то неожиданно пришло чувство вины. Я по­нял, — еле слышно, со слезами на глазах продолжил Растогин, — что своей заботой о сыне и погубил его. Потому что только из-за моего письма, в котором я сообщил, что Галина вышла замуж, он и завербовался в иностранный легион. Андрюша был хорошим спортсменом, но совсем не умёл воевать. Он погиб в первом же бою, где-то в Африке, — сняв очки, он дрожащей рукой достал платок и промокнул глаза.

—    Извините, Павел Афанасьевич, — сочувствен­но проговорил Швед, — зачем вы мне это рассказы­ваете? Я знаю правду...

—    Мне нужен Павлик, — повысил голос Расто­гин, — мой внук. Что она может дать ему? Вполне возможно, он не сможет даже получить образования. Ведь любому здравомыслящему человеку понятно: Россия стоит на пороге гражданской войны. Карабах. Молдавия. Приднестровье. Сначала о них говорили, как о горячих точках СССР. Но гюсле распада вели­кой державы, когда все республики стали самостоя­тельными государствами, что изменилось? Москва уже дважды слышала лязг танковых гусениц. Уже...

—    Извините, Павел Афанасьевич, — перебил его Швед, — я терпеть не могу разговоров о политике. Я русский. И я верю в свою родину, в свой народ. Давайте не будем об этом. Потому что тема России неисчерпаема. Вот вы вроде как печетесь о ней, а сами готовитесь уехать в Израиль. Почему? Ведь вы не еврей. А уезжаете потому, что там сможете без всякого риска заниматься...

—    Как ты смеешь? — возмутился Растогин. — Не тебе судить меня!

—Я

и не пытаюсь, — спокойно проговорил Швед. — Просто обидно. Ведь многие, как и вы, в чем-то выдающиеся личности, сбив начальный капи­тал, навсегда уезжают из России. Впрочем, вы правы. Не мне говорить об этом. И поэтому давайте вернем­ся к тому, зачем вы меня вызвали. Как я понял, из-за моих визитов к Гале. Вы против этого.

—    Знаешь что, — поморщился Павел Афанасье­вич, — я терпеть не могу просить помощи. В чем бы она ни выражалась. Но в данном случае ты, именно ты, можешь помочь мне, Гале и Павлику. Объясни ей, что я хочу только блага своему внуку. Я пошел даже на то, что приму их обоих.

—    Как мило с вашей стороны, насмешливо заметил Альберт. — Насколько я помню, Галя — мать Павлика. Тогда как вы по закону ему просто чужой дядя.

—    Пошел вон! — закричал Растогин.

—    До свидания, — Швед шагнул к двери.

—    Узнай, где Зюзин, — уже выходя, услышал он голос шефа.

— Ясно, — сумрачно произнес Зюзин. Положил трубку и кряхтя лег на спину. На загорелом мускули­ стом теле выделялись ссадины и синяки. — На кой я Растогину понадобился? — проскрипел Николай. — Зачем он меня ищет? Подожди, — вспомнил он, — Ждан что-то говорил о звонке Растогину. Ну да, — он замычал и обхватил ладонью стрельнувшую резкой болью шею. После того, как его довольно убедитель­но предупредили, чтобы не навещал Галину, он от­правился к Жданову, человеку Бурята, который давно хотел пустить в столице корни. Как понял Зюзин из слов Ждана, Растогин оказывал Буряту кое-какие ус­луги и посему Бурят против него не выступит. Нико­лай и сам прекрасно понимал, что союз с Анной не даст ожидаемого результата. Но Зюзин решил, если бы Бурят пошел на это, воспользоваться отношением Растогина к Гале. То есть к ее сыну. Слава Богу, он не успел сказать об этом Ждану. Когда его основа­ тельно помяли второй раз, то, отлежавшись в каком- то сквере, он пошел к секретарю Растогина Регине. Через нее Николай попытался найти Туза, но безре­зультатно. Регина обзвонила всех, у кого он мог быть. Зюзин сам осторожно позвонил Анне, которая на его вопрос зло послала и его, и Туза туда, куда обычно в гневе посылает русский человек.

Николай, морщась, сел. Хотелось пить. Вполне возможно, что Анна сама обратится к Ждану, ведь как-никак они были любовниками. Охнув, достал из холодильника банку пепси и застыл. Его внезапно охватил страх. Кто-то избил его в его же доме. Туз пропал. А ведь меня вполне могут убить, — понял он. — Потому что если Ждан позвонит Павлу Афа­насьевичу, тот просто, прикажет, и все. «От Регины мне уходить нельзя, — решил он. — Сообщить Растогину о том, что я у нее, она не сможет, побоится. А здесь меня искать не будут», — с облегчением поду­мал Николай. Сделал несколько глотков, зло пробор­мотал:

—    Ну, гады! Очухаюсь, мы с вами перетолкуем!

Но когда он лег, пришли совсем другие мысли:

«Что ты можешь, — честно признался Зюзин

себе, — ты просто ноль без палочки. Впрочем, Анна может чего-нибудь придумать. Она не из тех, кто просто так уходит в кусты».

Услышав звонок, Анна набросила халат и подо­шла к двери. После смерти Ивана она переехала в квартиру, которую ей оставили умершие родители.

—    Кто? — спросила она.

—    Степан, — ода узнала голос Носорога и от­крыла дверь.

—    Что случилось? — всмотревшись в его лицо, спросила Анна.

—    Да ничего особенного, — усмехнулся телохра­нитель покойного Редина. — Просто с тобой хотят переговорить.

—   Как ты быстро сменил форму обращения ко мне, — с вызовом проговорила она.

—    Я тебя, шалаву, всегда терпеть не мог, — ле­ниво сказал здоровяк. — А сейчас с удовольствием пристукнул бы, тебя, змея подколодная. Ведь это ты Ивана Степановича убила, сучка! — Анна поспешно отступила назад. — Собирайся, — потребовал он.

—    Куда? — стараясь не выказывать охватившего ее страха, спросила Редина.

—     Фролов какие-то бумаги нашел, — неохотно сказал Носорог. Глаза женщины мгновенно повесе­ лели.

—    Я знала, что он не мог оставить меня нищей! А ты, — многообещающе взглянула Анна на широкое лицо Степана, — еще пожалеешь, что так говорил со мной. Жди! Я сейчас оденусь.

—    Где его нашли? — спросила Валентина стояв­шего в дверях кабинета молодого мужчину.

—    В Измайловском парке. И это еще не все, — он оглянулся и, понизив голос, сказал. — Убит Боро­ да. Его нашли в том же парке. Похоже, их кончили вместе. Я потому и приехал. Ведь у твоего отца не было никаких дел с Бородой, тогда как Призрак был...

—    Во-первых, — перебила его Валентина, — ко мне нужно обращаться на «вы». Второе, — она пре­ зрительно посмотрела на него, — я в твоих услугах больше не нуждаюсь. А следовательно, платить не буду. Поищи себе других хозяев.

—    Вот как? — насмешливо изумился он. — Но ты забыла о том, что я могу кое-что...

—    Это ты забыл, что у меня достаточно материа­ла, чтобы ты вылетел из органов и даже получил приличный срок. Вот здесь, — она достала из ящика стола толстый блокнот, — все записано. Сколько и за что ты получал деньги. Думаю, твоим коллегам будет небезынтересно ознакомиться с этим.

—    Ах ты, сука, — шагнув вперед, мужчина про­тянул руку. И замер.