– Ты заткнись! – проорал Альберт. – Не смей на меня пасть раскрывать! Ты чего, сука…
Навруз, ухватив край столика, перевернул его на Альберта, схватил стул, размахнулся. Чарли успел поймать стул за спинку и, вырвав, отбросил его в сторону. Встал между разъяренным Наврузом и Альбертом.
– С ума посходили! – заорал Шарлин. – Вы чего?! Пацаны, что ли, в камере?! Хватит!
– Ты мне за это ответишь, – тихо, со сдержанной злостью проговорил Навруз. – Меня никогда никто не смел оскорблять. Я тебе припомню. – Он быстро вышел.
– Ты чего? – посмотрел на разозлившегося Альберта Чарли. – Чего взбеленился? Это уже совсем плохо, если мы меж собой грызться начнем. Карл никогда этого не допускал. Вы взбесились, что ли, все? А насчет твоей вины любой скажет, что зря ты это сделал. На кой черт посылать парней к милиции? Тем более это уже раз было. Вот теперь и расхлебывай кашу. С кем встречались покупатели?
– С Наврузом.
– Вот отчего он взбесился. Они его запросто заложить могут.
– Но я не думал, что парни поедут на квартиру, где оружие!
– Теперь это уже прошлое. Надо о будущем думать. Какое отделение их взяло? – достав сотовый, спросил он и прожал номер.
– Наверное, Петровка, – буркнул Альберт. – Эти по «хвостам» великие мастера. И берут сразу.
– Тогда ничего не поделаешь. – Чарли отключил телефон. – Остается призрачная надежда, что продавцы и покупатели будут говорить только о себе.
– А эти двое, мотоциклисты? – нервно напомнил Альберт. – Вдруг они…
– Мой тебе совет, – выходя, проговорил Шарлин, – молись, чтобы они не заговорили, а прошли просто как продавцы оружия. А еще лучше, если бы им предъявили незаконное хранение оружия.
– Час от часу не легче, – сокрушенно сказал Абрам. – Что за чертовщина какая-то началась? Во всем у нас провалы. Впрочем, со стрельбы в баре началась невезуха. Кажется, надо упаковывать чемоданы и покидать Русь великую, – пробормотал он по-еврейски.
– Что? – спросил Аркадий.
– Да когда невесело на душе, – вздохнул Абрам, – по-еврейски говорю. Помогает. Вроде на душе легче делается.
– А почему ты в Израиль не уехал? Многие из ваших умотали.
– Моя родина – Россия. Я родился в Москве. Здесь мои родители похоронены. Да и не столько в этом дело, сколько в том, что там не Россия, а следовательно, жить так, как я живу здесь, там невозможно. Я привык к русской доброте, к простодушию. Да и какой, в сущности, я еврей – воспитание советское, родной язык – русский. Все здесь для меня родное. Я понятно ответил?
– Еще как понятно.
– Дурят нас, простофиль, все, кому не лень. И никак мы не научимся жить хорошо. Вот я не пойму стариков, которые ратуют за возврат к прошлому, поддерживают коммунистов. Ну что видели мы, когда жили в СССР? За колбасой в Москву ездили. И за апельсинами. Весь мир объедался нашей икрой, а мы ее даже в глаза не видели. Я уж не говорю о другом. Да, – вздохнул Абрам, – сейчас многие живут за чертой бедности. Это так. Но…
– Ты, похоже, готовишься к выборам в Госдуму, – рассмеялся Аркадий.
– А что? – усмехнулся Абрам. – Неплохая мысль.
Зазвонил телефон.
– Слушаю. – Абрам поднял трубку.
– Это я, – услышал он голос Шарлина. – Тут дело к крови. Слышал о задержании курских?
– Разумеется. А что еще?
– Навруз с Альбертом сцепились. Хорошо, я был. Навруз ушел в ярости. Альберт, по-моему, собирает боевиков…
– Черт возьми! – воскликнул Абрам. – Час от часу не легче! Немедленно обзвони всех. Собираемся через полчаса у меня.
– Да, – поднял трубку Евгений.
– Слушай и запоминай, – услышал он угрожающий голос. – Никому ни слова. Держишься своей версии. Если хоть слово лишнее скажешь, твоя жена и сынишка умрут. Вечно их менты охранять не будут.
И сразу раздались гудки отбоя.
– Женя, – спросила Маша. – Кто звонил?
– Номером ошиблись, – беспечно отозвался он.
– Ее не было в Ярославле, – сказала Софи. – Только что звонила Тамара. Жанна с ней разговаривала два дня назад. Сказала обо мне.
– Так чего ждешь? – услышала она в трубке раздраженный голос Павла. – Немедленно отправляйся в Ярославль.
– Кардинал – сволочь, – вздохнул Абрам. – Бумаги с чеками на предъявителя. Его надо вызывать в Москву. Скажем, что решили устроить дворцовый переворот и кандидат на пост папы – он. Но надо говорить так, намеком. Он может почувствовать западню и не приехать. Посылать боевиков туда нет никакого смысла.
