— Именно. Вот только почему они её говорят? Я была у них на псарне — все собаки целы, без единой царапины, сыты и откормлены. Охотничьи рогатины хранятся в чехлах, которые успели запылиться, а с охотничьих арбалетов сняты тетивы, и их механизмы в старой смазке… Уже много месяцев никто в этом замке не охотился.
— Возможно, — кивнул Роб, — но что это меняет?
— Как что? — буквально подскочила волшебница, — как что меняет? Это означает, что принца могли убить!
— И что?
Мольфи непонимающе моргнула.
— Убить, — повторила она для надёжности, — лишить жизни. Умышленно.
— Он умер, — Роб аккуратно снял нагар со свечи, — и какая теперь разница как именно это случилось? Покойнику всё равно.
— Живым не всё равно! — краснота на её лице укрыла выцветшие за зиму веснушки, — одно дело, если Родгар был вынужден воспользоваться случаем, и совсем другое, если он всё это сам и устроил.
— Это дела прошлого, — покачал головой Роб, — оставим их мертвецам. Суть в будущем.
— Дело, стоящее на крови и обмане, не имеет будущего, — отрезала Мольфи.
— Вы ещё молоды, — её собеседник вздохнул, — и не слишком опытны. Возможно со временем, вы поймёте, что главное это результат. И не так уж важно как он достигнут. Когда стоишь у цели, без разницы каков был к ней путь.
Она насупилась.
— Все наши действия имеют последствия. Все наши мысли отражаются в магическом зеркале. Я волшебница, я это знаю. Я это вижу. И когда мы движемся к цели, последствия наших дел идут к ней вместе с нами. И стоя в конце пути, разумно оглянуться на тех призраков, что мы привели с собой.
Пальцы Роба отбарабанили по кромке столешницы.
— Эти призраки останутся позади. Их ждёт забвение. Главное, что цель достигнута. Нельзя давать призракам себя обмануть…
— Нельзя, — эхом отозвалась Мольфи, — именно поэтому мы не должны позволить Родгару и дальше совершать ошибки. Он, кажется, на самом деле возомнил себя принцем.
— Он стал им.
— Да нет же. Как вы не понимаете, он лишь играет его роль. Он не принц. И он должен это понимать!
— Если он выглядит как принц, действует как принц, если люди верят, что он принц, то какая разница?
— Огромная. На его руках кровь настоящего принца!
— Вы боитесь привидений и оживших мертвецов?
— Нет. Я боюсь глупостей и ошибок, которые он творит. Он обманул меня. Он обманул вас. Он обманывает всех.
— Но ему верят?
— Я уже нет, — она бросила на Роба злой взгляд, — и хотя я наивно полагала, что смогу найти у вас поддержу, но судя по всему, ошибалась.
Он вздохнул, и сплёл пальцы лежавших на столе худых рук.
— Я тоже не в восторге от его действий. Я не разделяю ваш пиетет к титулам, но отнюдь не считаю убийство и обман благими делами. Но увы, они уже свершились. И думаю, что нам разумно будет пожать их плоды к вящей пользе нашего дела. Родгар может стать правителем. Он может стать хорошим правителем. А может — плохим. И наша задача направить его в верном направлении.
— Я не считаю, что на столь недостойном фундаменте можно возвести хороший дом, — упрямо тряхнула она головой, — и если Родгар убивает и лжёт на пути к власти, отчего он не будет делать этого, её получив?
— Вы слишком чистоплотны, Малфрида, — вздохнул Роб, — вам не стоит заниматься политикой.
— Возможно, — она поднялась, — но всё равно спасибо, что согласились меня выслушать.
— Всегда рад поговорить с умным человеком, — он едва заметно улыбнулся.
Она вышла из кельи и пошла к себя, медленно закипая по дороге. Смиона встретила её с миниатюрной леечкой в руках. Алхимик поливала цветы, которые уговорила Малфриду пристроить в лотке на подоконнике, утверждая, что это ничуть не хуже, чем настоящая оранжерея, только поменьше.
— Ну что? — спросила она, аккуратно просовывая носик лейки между листочками.
— Ничего! — огрызнулась волшебница, — он всё уже знал. И пытался меня убедить, что всё так и должно быть. И уговаривал меня заняться воспитанием этого… этого… Родгар же обещал, что больше не будет обманывать!
— Так обман был до обещания, — философски заметила Смиона, ставя лейку на подоконник.
— Но я то об этом не знала! — надулась Мольфи.
— И что ты планируешь делать?
— А у нас есть выбор?
Смиона улыбнулась.
— Я всё подготовлю за пару дней.
Её разбудил скрип ворота. После нападения убийц она вообще плохо спала. Вендис приподнялась на локте, прислушиваясь. За толстыми каменными стенами натужно вращался огромный механизм. Что-то поднимали в башню. Или кого-то…
Ворот заработал впервые с той ночи. И Вендис отчего-то было не по себе. Хотя ей теперь всё время было не по себе.
— 'Меня это не касается' — подумала она, откинувшись на подушку.
Башня высока, и механизм стонал долго. Потом замолк. Ей показалось, что она снова заснула, но возможно и просто задремала на мгновение. Её разбудил стук в дверь.
— Войдите, — она присела на кровати, завернувшись в одеяло.
Она думала, что это капеллан пришёл осмотреть её раны. Но ошиблась. Манч впустил в комнатку незнакомого худого человека в выцветшей жреческой хламиде. У вошедшего была оливково-смуглая кожа и длинное узкое лицо. Она знала такие лица.
— 'Арниец' — подумала она, — 'с центрального плато'.
Девушка натянула одеяло повыше.
— Доброе утро, — произнесла она не слишком уверенно.
— И вам, добрая госпожа, — вошедший поклонился, а затем по-хозяйски уселся на табуретку рядом.
— Вы целитель? — спросила она.
— В каком-то роде…
Его улыбка ей не понравилась.
— Мне уже лучше, — уточнила девушка.
— Я искренне рад этому.
На этот раз ей показалось, что незнакомец говорит чистую правду.
— Мои раны почти зажили…
— А ваш разум?
Девушка поджала губы. Хотя после разговора с капелланом ей и стало легче, но покоя в душе не было.
— Он в смятении, я вижу это, — добавил незнакомец.
— Да, — призналась Вендис, — это так. Я совершила то, чего не должна была… Я бросила принца на растерзание волкам. А он был ещё жив. Я виновата…
Незнакомец покачал головой.
— Вы ни в чём не виноваты, дитя моё.
— Вы не знаете…
— Знаю.
