— Я лучше посмотрю на благородного сеньора, — умилился папа Карло.
— На кого? — не понял Иван.
— На вас? — не понял Карло.
— А-а. Ну, как хотите, — и Иванушка, старательно помогая себе языком, вывел на первом листе заголовок:
Когда папа Карло уже убежал к своим ребятишкам с готовыми двумя актами чтобы начать репетицию, Иванушке в голову пришла еще одна дельная мысль, и он спросил у Санчеса адрес ближайшего писца.
Писец — молодой длинноволосый человек в белых лосинах и розовой тунике — был занят. Он держал двумя пальцами за уголки большой лист исписанной бумаги и, как будто пытаясь вытрясти из него пыль, махал им в воздухе.
— Здравствуйте. Извините, я не помешал? Мне нужен Иоганн Гугенберг.
— Я — Иоганн Гугенберг, — человек, не переставая трясти листом, взглянул на вошедшего. — Что вы хотели? Я переписываю документы и книги красивым почерком, пишу и читаю письма, составляю прошения…
— А вы не могли бы минутку отдохнуть?
— Спасибо, я не устал, — удивился сначала писец, но потом понял: — А-а, вы про это! Я так сушу чернила на этом завещании — я буквально секунду назад закончил его переписывать, а сейчас за ним должны прийти. Но если вас это отвлекает, я могу его… положить… положить… куда-нибудь… нибудь… куда… — Гугенберг беспомощно завертел головой. Стол был завален кипами старой пожелтевшей бумаги, чернильницами, перьями, банками, книжками, остатками завтрака (а, может, ужина или обеда — при наличии плесени такой густоты и пушистости определить с точностью это было затруднительно), грязным носками и Памфамир-Памфалон знает, чем еще, и места завещанию на нем явно не было. — Я положу его на стул! — радостно воскликнул настигнутый озарением писец. Смахнув со стула подсвечник, он нежно пристроил на нем бумагу буквами вверх, и только потом повернулся к царевичу.
— Так что вы хотели заказать?
— Объявления для театра. Штук тридцать. Самого большого формата, какой у вас есть.
— Без проблем. Давайте текст, — протянул руку Гугенберг. — К какому дню?
— Часа через три-четыре они мне будут нужны.
— Я серьезно спрашиваю.
— А я серьезно отвечаю.
— Это невозможно, — пожал он плечами.
— Даже за три золотых?
Половины этой суммы не стоила и вся каморка писца, включая его самого.
— СКОЛЬКО? — ухватившись за сердце, Гугенберг медленно опустился на стул. Вернее, в первую очередь, на недосохшее завещание.
— Вы на свою бумажку сели, — подсказал Иван.
Хозяина как пружиной подбросило. Он изогнулся так, что бхайпурские йоги удавились бы от зависти.
— Мои лосины!!! Мои лосины!!! Мои лосины!!! Мои лосины. Мои лосины? Мои лосины… Мои лосины… Мои лосины!!!
Искаженные мукой черты Гугенберга просветлели.
— Будет вам тридцать копий, — уверенно молвил он.
Так родилось книгопечатание.
Серый с размаху двинул царевича кулаком в плечо.
— Иванко!!! У нас получилось!!!
Иванушка, не ожидая такого подвоха, взмахнул руками и хлопнулся на мешок.
С золотом.
Четвертый.
Завтра утром их будет ждать Шарлемань.
И птица.
Наконец-то.
Серый подал руку во весь рот ухмыляющемуся Ивану, помогая встать.
— Пошли, Иванко! Забираем Санчеса — и к Ерминку — водку пьянствовать, безобразия хулиганить. Завтра в это время уже в пути будем, прощаться некогда будет!
— Пошли!
— Санчес!
— Санчес!
— Санчес!!!
Маленького красильщика на втором этаже не было.
— Может, он в конторе?
— Айда в контору!
— По задней лестнице спустимся.
— Пошли!
— Санчес! — гулко прокатилось по всему дому.
Краем глаза Серый заметил, как через коридор метнулась под лестницу и затаилась там какая-то тень.
— Эй, ты, вылезай! Чего прячешься? — ткнул мечом в темноту Волк.
— Кого ты там загнал? — подоспел и Иван.
— Ща посмотрим, — и, громче: — Вылазь, говорю! Руки вверх!
Темнота ожила, зашевелилась, от нее отделилась черная фигура и, задрав как можно выше руки, отворачиваясь, вылезла на свет Божий.
— Иванко, гляди-тко, негра!!!
— Да откуда ему тут в… И верно, негр! Тебе Санчес что-нибудь про каких-нибудь негров говорил?
— Нет.
— И мне — нет.
— Может, он тут сам завелся?
— Не выдумывай. Сами только тараканы заводятся.
— Ты кто, и что ты тут у нашего Санчеса под лестницей делаешь? — ухватил Серый сына черного континента за шиворот черной рубашки, заправленной в черные же штаны.
— Я не есть понимайт, — недружелюбно сверкнул белками глаз негр.
— Чего он не ест? — переспросил Иван.
Серый же при первых звуках голоса таинственного незнакомца насторожился.
— Ну-ка, поворотись-ка, сынку, к свету передом, — потянул он мавра за шкворник.
— Сергий! Не трогайте его, пожалуйста! — по коридору бежал, размахивая руками, Санчес.
— Кого «его»? — подозрительно прищурившись, уточнил Волк.
— Гарри…
— Мини-сингера?! — ошарашено оглядываясь, воскликнул Иванушка. — Где?
