История одного трофея
Однажды в наш музей пришли моряки-англичане. Весело переговариваясь, они с любопытством рассматривали шведские, турецкие, японские, германские флаги, захваченные русскими в боях. И вдруг посерьезнели: увидели военный британский флаг.
— Давно ль он здесь «прописан»? — спросили они.
— Полтора, века…
— О, конечно, достался дорого. Скажите, это трофей вашего знаменитого адмирала? Победа большого корабля?
Экскурсовод улыбнулся:
— Безоружной торговой шхуны…
В Архангельском порту готовилась к плаванию в Норвегию большая парусная шхуна. Грузили рожь. Шкипер Матвей Герасимов — двадцатитрехлетний помор — подолгу не вылезал из трюма, проверяя, нет ли течи в корпусе. Несмотря на молодость, он был «соленым» моряком: с мальчишества ходил за рыбой, за морским зверем.
У Герасимова на шхуне числилось всего восемь человек, народ дружный и смелый, не раз вступавший в схватку со штормом и бурей.
В августе 1810 года шхуна оставила Архангельск. Герасимов зорко осматривал горизонт: шла война с Англией, следовало быть начеку.
О том, что произошло дальше, рассказывают пожелтевшие страницы донесения, написанного Герасимовым уже после пережитых приключений.
Шхуна миновала Белое море, повернула на запад. 19 августа она находилась вблизи мыса Нордкап. И тогда Герасимов приметил «не в дальнем расстоянии трехмачтовый корабль, который, не доходя до нас, лег в дрейф и опустил шлюпку; она подошла к нашему кораблю, и с ней кричали нам на непонятном языке».
Это были англичане.
Вскоре подоспел и второй вражеский фрегат. Под прицелом полсотни орудий на мирную шхуну высадились офицер и семеро матросов. Они сорвали русский флаг и водрузили английский. Потом бросились обыскивать шхуну. Увидев рожь, обрадовались. Пересыпали крупные, отборные зерна с ладони на ладонь, причмокивали.
— Охочи до нашего хлебца, — мрачно молвил Герасимов.
Несколько русских моряков англичане увезли к себе, а сами стали хозяйничать. «Они грабили у нас вещи и взяли у меня денег ассигнациями 20 и серебром 20 же рублей», — писал Герасимов.
Фрегаты повели архангельское судно в Англию. Английские матросы, расположившись на шхуне, зорко приглядывали за Герасимовым и его товарищами. Спустя десять дней разыгрался жестокий шторм. Огромные волны с ревом прокатывались по палубе. Шхуну так швыряло с борта на борт, что ее мачты едва не касались пенных гребней.
Шторм все усиливался. Вскоре он разбросал фрегаты, они исчезли за горизонтом.
Англичане-караульщики плохо переносили качку. Они едва держались на ногах.
— Самое время освободиться от иноземцев, — внушал Герасимов товарищам. — Надо б напасть на них и повернуть к норвежскому берегу, пока фрегатов нет.
Шторм достиг гигантской силы. Палуба будто проваливалась, а тело теряло вес. Сыны «владычицы морей» совсем скисли, залегли в каюте, оставив на палубе лишь часового.
— Нельзя больше ждать, — шептал Герасимов.
— Угу, — кивнул боцман Васильев, — справимся.
Герасимов подкрался к часовому и спихнул его за борт, а моряки тотчас подперли дверь помещения, в котором находились англичане, толстым дубовым брусом.
Герасимов сорвал вражеский флаг и поднял русский.
Англичане, почуяв неладное, рванулись к выходу, но дверь не поддалась.
Шхуна тем временем взяла курс к норвежским берегам.
А в каюте бушевали англичане, обратившиеся в пленников. Они бешено дубасили в дверь прикладами, кулаками и башмаками. Потом, кое-как просунув дула ружей в световые люки, они пытались подстрелить матросов. Потом решили подкупить русских… их же собственными вещами: из иллюминатора полетели сапоги, деньги, узелок с бельем.
А затем опять палили. Навалившись на дверь — слышны были проклятия, тяжелое дыхание, — снова и снова пытались вырваться из каюты.
Пришлось утихомирить буянов «показыванием орудия к лишению жизни». И в каюте наступила мертвая тишина.
Через несколько суток шхуна достигла норвежского порта Вардегуз. Отворили каюту, из нее вывалилось семеро пленников: матросы покорно сложили ружья, офицер вручил Герасимову шпагу, кортик и кинжал.
Русские моряки выгрузили рожь и пошли домой, в Архангельск.
— За свой подвиг, — рассказывал экскурсовод, — Матвей Герасимов был награжден Георгиевским крестом. Потом он плавал на бриге «Новая Земля» лоцманом, получил золотую медаль за участие в изучении Мурманского побережья…
— Гм, а известна ли фамилия офицера? — недоверчиво перебил рассказчика высокий, веснушчатый англичанин.
— Как же, конечно, известна: Гордон Корбет. Кстати, у нас хранится шпага, сданная им Герасимову. Хотите взглянуть?
Англичане вежливо откланялись: увы, мало времени…
Знамя декабристов
В рамке, под стеклом, лежит старинный, поблекший от времени знаменный шелк. На желтом фоне заметны лавровые ветви, буквы… Почему как завороженные всматриваются в него люди?
Весной 1810 года по набережной Невы маршировала воинская часть. Ею командовал сухопутный полковник.
Солдаты все были рослые, широкоплечие, один к одному.
А через несколько дней та же воинская часть снова шагала по набережной. И командовал ею тот же полковник, но одетый в морскую форму.
И солдаты были в матросских рубахах.
Странная воинская часть появилась тогда в Петербурге: ее личный состав ходил то в армейской форме, то во флотской.
Это был гвардейский флотский экипаж.
Гвардия… Это звание присваивалось самым испытанным и закаленным в боях частям. В армии первые гвардейские полки появились в конце XVII века. Почетного наименования удостоились Семеновский и Преображенский полки, отличившиеся во взятии турецкой крепости Азов. Потом появились гвардейцы артиллеристы, казаки, егери, гусары. И только на флоте гвардейских частей и кораблей не было. А сколько замечательных побед одержали русские моряки! Но флот после смерти Петра не пользовался вниманием царствующих особ. Лишь спустя более сотни лет после создания армейской гвардии была образована морская. Александр I приказал: когда гвардейцы плавают, носить им морскую форму; когда ступают на берег, пусть надевают солдатскую.
В начале Отечественной войны 1812 года экипаж отправился на фронт. Моряки сражались под Витебском; на Бородинском поле морская батарея четыре часа вела бой под огнем тридцати французских орудий.
Особенно отличились моряки в боях под городом Кульм, в Богемии, в августе 1813 года. Они действовали в составе дивизии под командованием прославленного генерала Ермолова.
Плечом к плечу с армией моряки-гвардейцы совершили победный путь до Парижа. Они наводили мосты, устраивали переправы, вместе с солдатами ходили в лихие атаки. Много матросов полегло смертью храбрых.
Два месяца гвардейцы квартировали в Париже, а затем через Гавр на фрегате «Архипелаг» вернулись в Петербург.
18 июля 1814 года экипаж торжественным маршем прошел через Триумфальные ворота, сооруженные у Нарвской заставы в честь победы над Наполеоном. Над колонной колыхалось Георгиевское знамя — высшая боевая награда того времени. Тысячи и тысячи людей восторженно приветствовали моряков.
Гвардейцы отличались и в мирные дни. Осенью 1824 года в Петербург пришла «нечаянная вода», как тогда называли наводнение. Рискуя жизнью, моряки-гвардейцы бросались в затопленные дома, спасая от неминуемой гибели женщин, детей, стариков.
Репутация у экипажа была высокая, истинно гвардейская. Однако царские власти подозрительно косились на моряков-гвардейцев: в их среде укоренился дух «пагубного свободомыслия». Подумать только, матрос Иоганн Анатуин, будучи в краткосрочном отпуске в Эстляндии, агитировал крестьян бороться с помещиками. Конечно, матрос взят под строжайшее наблюдение, начато следствие. Да только ли один Анатуин ведет «зловредные разговоры»! А господа ротные командиры, вместо того чтобы пресекать дух, часами сидят с матросами за книжками, учат грамоте.
В экипаже и в самом деле было неспокойно…
Моряки вспоминали слова Кутузова, обращенные к нижним чинам: «Каждый из вас есть спаситель отечества». А что делают со спасителями отечества в казармах? Ну, в гвардейском экипаже телесных наказаний нет, зато в других частях секут нещадно. А какие страшные вести о крепостниках-самодурах идут
