Султан повелел потопить дерзких пришельцев. Но адмирал Хосамеддин осторожничал; он не торопился завязывать решительное сражение с кронштадтской эскадрой.
Русские тем временем высадили десанты в южной Греции, вышвырнули неприятеля из нескольких крепостей и тем вынудили турок срочно оттянуть с Дуная значительные сухопутные силы.
И тогда к султану Мустафе прибыл помощник Хосамеддина вице-адмирал Гассан-паша. Это был смелый и опытный моряк. За многие победы султан дал ему устрашающую кличку «Крокодил морских сражений». Свирепый Гассан-паша и в Стамбуле и на кораблях неизменно расхаживал с львицей на поводке.
— Я найду русских и устрою из их судов фейерверк, — заверил он султана.
А Спиридов и сам искал встречи с вражеским флотом.
Вечером 23 июня 1770 года русские обнаружили эскадру «Крокодила» между островом Хиос и побережьем Малой Азии: 16 линейных кораблей, 6 фрегатов и свыше полусотни других судов, на которых было 1430 орудий и 16 000 моряков.
Русская эскадра состояла из 9 линейных кораблей, 3 фрегатов, бомбардирского корабля и 4 вспомогательных судов, которые насчитывали 736 орудий и 5000 моряков.
Превосходство врага не устрашило Спиридова. Всю ночь команды готовились к бою. На рассвете 24 июня эскадра снялась с якорей и направилась в Хиосский пролив. На «Евстафии» взвился красно-белый флаг и раздался пушечный выстрел. Это означало: «Гнать на неприятеля!»
Адмирал Спиридов, в парадном мундире, при всех орденах, с обнаженной шпагой, отдавал приказания. Канониры стояли у заряженных орудий, держа в руках фитили. За высоким фальшбортом укрылись солдаты с пиками и абордажными топорами в руках.
Турецкие суда стояли в три линии. Впереди линейные корабли, за ними фрегаты, каравеллы, бригантины…
Расстояние быстро сокращалось. Гассан-бей дивился и недоумевал: это безумие вступать в бой с флотом, превосходящим русских вдвое числом кораблей и пушек и втрое числом моряков.
Кронштадтские корабли приближались. Осталось всего три кабельтовых, а они почему-то не стреляли. Гассан-паша не выдержал, приказал открыть огонь: надо остановить этих отчаянных северян, остановить во что бы то ни стало!
Грохнули пушки, и у бортов русских кораблей упали сотни ядер.
— Подходить ближе! — приказал Спиридов.
Когда до противника осталась дистанция пистолетного выстрела, эскадра окуталась дымками выстрелов. На корме «Евстафия» грянул оркестр.
— Играть до последнего! — крикнул адмирал.
«Евстафии» стрелял в упор по адмиральскому кораблю «Реал-Мустафа», и ядра насквозь прошивали врага.
Гассан-паша стоял на шканцах, и в ярости грозил кулаком командиру «Евстафия».
Гонцы на быстрых шлюпках доставили его приказ всем кораблям — сосредоточить огонь по «Евстафию».
Корпус «Евстафия» содрогался от ударов тяжелых ядер. Рухнули паруса, загорелись снасти. Корабль начало сносить течением на «Реал-Мустафу».
Сильный удар, треск ломающегося дерева… «Евстафии» навалился на турецкого флагмана.
— На абордаж! — приказал Спиридов. — Вперед, ребята!
Более пятисот солдат и матросов бросились на палубу «Реал-Мустафы». Началась яростная рукопашная схватка. Бились насмерть.
А на палубе «Евстафия» играл оркестр.
Русский матрос прорвался к кормовому флагу турецкого корабля. Защищая знамя, турки прострелили ему правую руку, отсекли кисть левой руки. Матрос зубами вцепился в полотнище и сорвал его с флагштока. Изорванный в клочья флаг доставили Спиридову.
Турки стали бросаться за борт.
— Назад! — закричал Гассан-паша. — Аллах поможет нам!
С саблей в руке «Крокодил морских сражений» рванулся в гущу боя, но, получив удар топором, прыгнул за борт и поплыл к ближайшей шлюпке.
«Реал-Мустафа» горел, пламя перекинулось на «Евстафии». Русские матросы пытались на шлюпках оттянуть «Евстафии» от турецкого судна, но безуспешно. Тогда Спиридов перешел на другой корабль, продолжая руководить сражением.
Вскоре на палубу «Евстафия» с грохотом упала горящая грот-мачта турецкого корабля. Ее обломки угодили в пороховой погреб, и корабль взорвался. Но вслед за ним взлетел на воздух и «Реал-Мустафа».
Турецкие корабли в беспорядке отходили в Чесменскую бухту под прикрытие береговых батарей. Русская эскадра стала у входа в гавань, заперев выход вражескому флоту.
Подвиг экипажа «Евстафия» вызвал всеобщее восхищение.
«Все корабли с великой храбростью атаковали неприятеля, все с великим прилежанием исполняли свою должность, — говорилось в донесении в Петербург, — но корабль адмиральский «Евстафии» превзошел все прочие. Англичане, французы, венециане и мальтийцы, живые свидетели всем действиям, призналися, что они никогда не представляли себе, чтоб можно было атаковать неприятеля с таким терпением и неустрашимостью».
Моряки издревле считали, что лучший памятник погибшему кораблю — его имя на борту нового. Таких памятников «Евстафию» было четыре. Последний — линкор «Евстафии» вступил в состав Черноморского флота в 1910 году. 5 ноября 1914 года он принудил к бегству германо-турецкий линкор «Гебен», обладавший двойным превосходством в артиллерии.
Реликвии с чесменского «Евстафия», поднятые водолазом со дна Хиосского пролива, вот уже семьдесят пять лет украшают Морской музей.
«Честь Всероссийскому флоту»
Под стеклом — пожелтевшая старинная грамота. Выцветшие строки говорят о том, что она пожалована Дмитрию Сергеевичу Ильину по поводу награждения его орденом Георгия IV степени за мужество и храбрость в Чесменском сражении. И подпись: «ЕКАТЕРИНА».
Стоп! Кто-то недавно интересовался Ильиным. Вспомнил: письмо из Владивостока. Матросы одного из кораблей Тихоокеанского флота просили сообщить, какие материалы имеются в музее о лейтенанте Ильине, рассказать о судьбе героя.
Почему тихоокеанцы интересовались человеком, жившим два века назад?
Никогда еще не было так тесно в Чесменской бухте, как 25 июня 1770 года. Свыше семидесяти турецких кораблей стояли почти вплотную друг к другу. Командующий флотом Гассан-паша с перевязанной головой всматривался в узкий пролив. Все-таки он, «Крокодил морских сражений», перехитрил русских. Эскадра Спиридова не пойдет сюда — в такой тесноте нельзя ни маневрировать, ни сражаться. Постоит, постоит у входа в бухту, кончится продовольствие, пресная вода — и уйдет. И тогда он, Гассан-паша, выведет свой флот в открытое море и разгромит пришельцев из Кронштадта.
А в это время на флагманском корабле адмирала Спиридова шел военный совет. Мнение было одно — уничтожить турецкий флот. Но как? Размеры бухты не позволяют разбить противника силами всей эскадры. Однако можно атаковать его брандерами. А для поддержки их двинуть отряд кораблей капитан-командора Самуила Грейга. Артиллерийским огнем, с предельно близких дистанций, они приведут турок в замешательство.
Бригадир морской артиллерии Иван Ганнибал (сын известного «арапа Петра Великого», дед великого русского поэта А.С. Пушкина) тотчас направился на небольшие парусные суда, пожертвованные греками для борьбы с поработителями. И началось… Матросы обливали палубы кораблей скипидаром, обматывали мачты и надстройки парусиновыми шлангами, начиненными порохом.
На кораблях кликнули добровольцев для брандеров. Первым вызвался идти на рискованное, смертельно опасное дело тридцатидвухлетний лейтенант Ильин с бомбардирского корабля «Гром».
Ильина знали на эскадре как отличного и храброго офицера. Сдержанный, спокойный, он не терялся в самых тяжелых обстоятельствах боевой обстановки.
Спиридов, ни минуты не сомневаясь, назначил Ильина командиром брандера.
В ночь на 26 июня отряд капитан-командора Грейга двинулся в бухту. За ним пошли, ощетинившиеся железными крюками, четыре брандера, каждый вел на буксире по десятивёсельному катеру.
На палубе концевого брандера находился лейтенант Ильин. Он удовлетворенно осматривался: отменно потрудились матросы Ганнибала! Вдоль бортов стояли бочки и ящики с порохом, на реях висели обвязанные просмоленными веревками холщовые мешки с селитрой, на палубе — «ковер» из промасленных тряпок и пакли. Ильин заглянул в трюм — там лежал слоями сухой плавник, обсыпанный тертым пушечным порохом; через прорубленные в бортах отверстия гудел ветер. Не судно, а плавучий зажигательный снаряд…
Проверив брандер, Ильин вернулся на «Гром» — командовать батареей.
В начале второго ночи корабли с дистанции двух кабельтовых открыли по туркам артиллерийский огонь. Турки не остались в долгу.
Брандеры лежали в дрейфе позади русских кораблей, вне огня противника. Моряки неотрывно наблюдали за линейным кораблем «Ростислав»: там находился Грейг, оттуда дадут сигнал атаки.
Отряд Грейга усилил огонь. Снаряд с «Грома», возможно выпущенный батареей Ильина, вызвал пожар на вражеском корабле. Его соседи стали отходить. Пожар отвлек турков от наблюдения за бухтой.
С «Ростислава» взметнулись три ракеты: брандерам идти в атаку. Ильин быстро спустился на шлюпку и направился к своему «снаряду».
Вскоре из-за громадных корпусов линейных кораблей выскользнули три парусника. Но их подстерегали неудачи: первого перехватили турецкие галеры, он взорвался, не дойдя до крупного корабля; второй сел на мель и был сожжен береговой батареей; третий навалился на горевший корабль. Остался брандер Ильина.
— Не зажигайте, пока не сцепитесь с неприятелем! — крикнул Грейг, когда суденышко проходило мимо «Ростислава».
Опасаясь расстрелять брандер, русские прекратили огонь.
Ильин взял курс к 84-пушечному линейному кораблю. Дул попутный ветер, брандер бежал быстро.
Освещенный с одной стороны луной, с другой багрово-красным заревом пожара, брандер был виден как на ладони, но турки не стреляли. Гассан-паша
