форме предупреждал общество о нарастающей опасно^ великодержавного шовинизма, местного национализ^ и антисемитизма».
Понятно, почему Яковлев так настойчиво себя выставляет борцом с антисемитизмом, — это для «жидовствующего» как клятва: «я свой», «я весь ваш».
Вся статья была образцом двурушничества и ползучей конвергенции. Ища поддержки в определённых кругах, он как только не заигрывал с «интеллигенцией», как только её не ублажал. Прямо конвергенцию Яковлев не пропагандировал. Но в первом «информативном» разделе своей статьи, «свёрнутом» по принципу талмудистской (то есть сионистской) конфеты, где информативное ядовитое содержание формально завёрнуто в якобы отрицающую его (то есть прикрывающую) обложку, Яковлев пересказывал даже «предшественника нынешних теоретиков конвергенции Вернера Зомбарта, уверявшего, что класс образуется на основе убеждения групп людей в их общности». То есть показывал свою полную посвящённость в еврейский «самиздат».
Затем Яковлев цинично обрушивался на концепцию «истоков», которая, мол, дремуче не признаёт «сторонников «интеллектуализма»». То есть тех «интеллектуалов», взгляды которых он подобострастно пространно изложил. Он возмущался: «По адресу сторонников «интеллектуализма» мечутся громы и молнии, а сами они именуются не иначе как «разлагатели национального духа»». И обрушивался на «Лобанова, Кожинова, Семанова и других апологетов охотнорядчества».
Передёргивает и лжёт Яковлев — антисемитизма ни Лобанов, ни Кожинов, ни Семанов вообще не касались.
Великодержавным шовинизмом и, тем более, охотнорядством они не щеголяли. Однако на воре шапка горит. Передёргивая Лобанова, а тем паче скрупулёзно научно выверенного Семанова, приписывая им «антисемитизм» и «охотнорядство», Яковлев невольно сам раскрывался. Невольно показывал, что, как и всё «жидовствующие», больше всего боится панически ненавистного им черно-злато-белого знамени «Союза Русского Народа», и прояснял свою отщепенческую, продажную, подлую по отношению к русскому народу и Отечеству позицию.
Яковлев возмущался, что «Молодая гвардия» якобы «возвращает нас к давно высмеянной привычке путать понятия «отечество» и «ваше превосходительство» и даже предпочитать второе первому». Больше всего он негодовал, что в молодогвардейской антологии русского стиха «О Русская Земля!»— «без всяких комментариев опубликовано стихотворение видного русского поэта первой половины прошлого века Н.М. Языкова «К не нашим», в котором есть такие строки: «Вы, люд заносчивый и дерзкий, вы, опрометчивый оплот ученья школы богомерзкой, вы всё — не русский вы народ!»
О, как мы потирали руки, радуясь яковлевскому грубому просчёту! Ну, вот ты и в наших руках, замаскированный агент влияния! Прежде нам было трудно Яковлева размазать в лепёшку, потому что он действовал не от своего имени, а от имени партии. На партию открыто не попрёшь. Приходилось действовать «подтекстами», аллюзиями, иносказаниями. А со своей жалкой подписью Яковлев! Да кто он такой? Даже не член ЦК. Ну, тряситесь «жидовствующие»!
Теперь, когда «ихний» знаменосец раскрыл напоказ себя, мы получили возможность по нему уже совершенно конкретно, с его названным именем (раз статья им подписана, то уже и тайное имя названо!), повести прицельный ракетный огонь и уничтожить. Повторюсь, мы уже были не те дети, что в начале «Русских клубов». Мы развили такую контрпропагандистскую активность, что даже друг Андропов в ужасе отшатнулся от подельника и потом довольно долго его не мог простить.
Мы разобрали каждый столбик его не слишком умной и гладкой статьи — Яковлев, как модный тогда у евреев Эльсберг, писал всегда заумно и не точно. В крикливом «приблизительном», жонглирующем наклейками, как булавами, клоунском стиле местечковой «красной профессуры». Одним словом — не Маркс. Поддеть и раскрутить его, не очень-то понимавшего точный смысл иностранных слов, которыми на показуху, на дешёвку он пользовался, было не так уж сложно. Тем более, что у нас в руках была сахаровская (придуманная в Америке) подрывная «конвергенция», к которой просто было прицепить и утопить с головой всего Яковлева.
Мы ведь уже знали конспирологическую и катакомбную литературу не хуже, а лучше «их». Мы и цитатки знали, как подобрать и в праведных целях «дожать».Тут же на стол к Брежневу лёг подробнейший профессиональный разбор яковлевской статьи с указанием на сомнительные идейные источники, откуда он свои мысли черпает, — то есть на еврейскую эмигрантскую прессу, на амальриков и померанцев. Брежнев сам разбираться не стал, никогда не любил что-то долго читать. Но с грозным видом передал асе Суслову. А у начётчика Суслова после ознакомления со специальной — параллельными столбиками! — подборкой «зеркальных цитат», волосы дыбом стали.
Семанов издевается в «Русско-еврейских разборках»: «На неловкого авантюриста обрушились всё: и сторонники молодогвардейцев, и разбитые сталинисты, и замшелые столпы и профессора соцреализма, и старик Шолохов из Вёшенской, и, наконец, был дан повод партийным ортодоксам: как учить партию через «Литгазету» от имени партии выступать не члену ЦК?»
Да, мы уже умели теперь работать с разными слоями интеллигенции. Всем уши прожужжали, всем адресно цитатки — каждому именно те, за которые тот, понимали, не сможет, не ухватиться, — «доброхотно» подсунули.
Мы и с националами поработали. Яковлев в мемуарах скулит-жалуется: «Шелест и Рашидов, угодничая, а может быть, по подсказке «сверху», инициировали обращения местных писателей, что я «оскорбил старшего брата», обвинив некоторых русских полуполитиков-полуписателей в великодержавном шовинизме и антисемитизме».
А Михаил Шолохов, к которому мы специально съездили, сообщил в ЦК, что Яковлев грязно обидел честных патриотов и предупреждал, что он поставит об этом вопрос на ближайшем Пленуме ЦК.
Брежнев вслух ругался: «Этот м-к хочет меня поссорить с интеллигенцией!» Суслов кивал. Дёмичев всё понял — вызвал Яковлева, завёл наводящий разговор о житьё-бытьё. Яковлев вспоминает: «В ходе разговора о житьё-бытьё я сказал, что, видимо, наступила пора уходить из аппарата. Дёмичев почему-то обрадовался такому повороту разговора. Как будто ждал: «А ты не согласился бы пойти директором Московского пединститута?». Это уже было номенклатурной насмешкой — с такого-то ключевого поста, при яковлевских-то амбициях?! Яковлев стал проситься хоть в послы к своим заокеанским попечителям — в Канаду. В номенклатуре было принято, что проштрафившихся отправляют в послы. Проситься в США он
ле решился. Но надеялся, что хоть в Африку, вместо пединститута, попадёт. И на следующеё же утро лёг в больницу — это тоже было в номенклатурных традициях, отлёживаться при крупных неприятностях в Кремлёвке, выяеидая, пока спадёт гнев Самого.
Но тут отлежаться не удалось. Брежнев неожиданно сразу согласился: «Всё недовольны! Надо его скореё убирать. Куда-нибудь загнать за Можай. В Канаду хочет? А пускай! Пусть со своей любимой Америкой нам связи из Канады налаживает, и взять его под неусыпный контроль». Вопрос решался настолько оперативно, так Яковлев достал всех, что ни в чем не провинившийся посол в Канаде Мирошниченко был отозван из аэропорта, где находился, возвращаясь к месту работы после отпускаДесять лёт день в день мы не будем видеть «хромого беса» в России. При Брежневе ему дорога на Родину была закрыта.
В своих мемуарах Александр Николаевич потом скулил, что у него дружба со спецслужбами так в посольстве и не наладилась. Впрочем, почему многочисленны как раз в то время провалы нашей агентуры в Канаде, за которые не хотел отвечать посол?… Боюсь сделать вывод.
Второй Ильич был миролюбив и убирал оппозиционеров не в концлагеря, а в послы. Но Яковлев-то стал сыгранной фигурой, а что делать дальше? Как поступить со сцепившимися насмерть органами печати, выразившими соответственно позиции «Иудейской партии внутри КПСС» и «Русской партии внутри КПСС»?
За кулисой пошли бои по самым принципиальным идеологическим вопросам, в которые оказалась втянута
верхушка партии и государства. Андропов попытался переложить вину за свои «иудейские» проколы на Сусло-
ва. Логика его аргументов изложена в книге Ф. Д. Бобкова «КГБ и власть» (М., 1995), поэтому я её попросту процитирую: «Так или иначе, но от идеологической борьбы, от «холодной войны» партия в силу позиции лидеров (надо понимать, Суслова, Черненко и самого Брежнева? — А.Б.) полностью абстрагировалась, предоставив эту честь КГБ, вольно или невольно перенося сугубо идеологическую работы
