северному полюсу, но люди, которых мы пытались обмануть, не могли увидеть разницу. Мне, пожалуй, нравится Оксбел, но я все же ему не очень доверяю. Он уехал с Деварона раньше меня, и вполне возможно, что он даже не слышал о Мяснике из Монтеллиан Серрата, но лучше не рисковать.
(У подобной осторожности есть свои недостатки. Ближайшая деваронская женщина находится на другой стороне Центра. От одной этой мысли мои рога начинают болеть.)
Большинство охотников за головами ленивы. Иначе они бы работали по-другому.
Способность к поиску не является их сильной стороной.
Я пошел домой короткой дорогой.
Смысл жизни.
У меня есть небольшое подземное жилище в двенадцати минутах быстрым шагом от забегаловки. С тех пор как я стал там жить, меня грабили дважды. В первый раз я пришел, когда дело было уже сделано; второй раз я застал грабителя. Молодого человека. Оказывается, люди на вкус так себе.
Свет зажигается автоматически, когда я открываю дверь и захожу. За дверью находится лестница, через один пролет которой начинается прохладный уютный подвал, который довольно легко охлаждать. Спирали теплообмена также включаются автоматически; из своего богатого опыта я знаю, что мне будет не уснуть, пока они какое-то время не поработают, – а по-настоящему холодно станет только к утру, когда придет пора выключать их и уходить.
В моем жилище только одна вещь представляет какую-то цену; ни один из моих воров ее, к счастью, не нашел. Для этого нужно было пройти из прихожей в кабину для сна, а из нее в ванную. Удобства были человеческого изготовления, но мне они вполне подходили. В душе нужно было нажать на покрытую кафелем стену, она отъезжала в сторону, оставляя достаточный проход, чтобы в него можно было протиснуться боком.
Я вхожу в маленькую восьмиугольную комнату. Стены не безупречные, они склонны отражать высокие частоты и поглащать низкие, так что все внутри звучит легче, чем следовало бы. Кое-что можно исправить, а с чем-то нужно просто смириться.
Дверь тихо закрывается за моей спиной. В комнате уже прохладно – она охлаждается первой в доме.
Вдоль стены расположены чипы. Некоторые из них уникальны, я уверен. Копии записей, каких больше нет ни у кого в Галактике. Некоторые из них просто редкие и очень дорогие.
У меня есть все. Точнее говоря, у меня есть понемногу ото всех. У меня есть музыка, которую имперские власти запретили поколение назад… Музыканты, наказанные за то, что они пели неправильные слова, неправильно играли неправильной аудитории, музыканты, которые просто исчезли, и те, кому посчастливилось умереть до того, как Империя пришла к власти. Здесь Макса Джандовар и Орин Мерсаи, Телиндел и Сэрлок, Лорд Кавад и Скаалайт Оркестра, М’лар’Нкаи’камбрик, Джанет Лалаша и Миракл Мерико, который умер в заключении через четыре дня, как я видел его играющим «Звездный танец» в последний раз. Древние мастера, Канг и Лубрикс, Овидо Айшара и изумительная Бруллиан Дилл.
У меня было две записи Огненного Фигрин Д’ана и «Модальных». Д’ан, наверное, лучший клооист, которого когда-либо знала Галактика. Что до Дойкка На’тса… его игра мне иногда кажется осторожной, неуверенной… Но когда разгарается огонь, он играет на физззе так же, как Джанет Лалаша в свои лучшие времена.
Те, кто у них играет на заднем плане, могли бы возглавлять ансамбль поменьше. Я усаживаюсь на сиденье, установленное почти в центре комнаты, куда доходит самый чистый звук, открываю бутылку двадцатилетнего «Дориан квилла» и жду, пока начнется музыка.
Мой народ верит, что для того, чтобы убить, ты должен любить и лелеять свою жертву, пока она умирает. Между тобой и жертвой не существует барьера, и убивая, ты умираешь сам.
Музыка – единственная похожая вещь.
Музыка окружает меня, пока я не прекращаю существовать.
Убивая, я умираю.
Для этого я и живу.
Я рад, что мои отцы мертвы.
Утром я пошел встретиться с Джаббой.
Пока мы говорили, я стоял возле люка, а его хвост постоянно подергивался. Часть меня была испугана: даже хищников иногда съедают большие хищники. Другая часть хотела наброситься на него.
Он оглядел меня своими узкими уродливыми глазками и рассмеялся грохочущим неприятным смехом.
– Итак… Какую информацию желает мне продать мой нелюбимый шпион?
Я повел разговор умело. Я говорил с ним на его родном языке, которого обычно стараюсь избегать; от него у меня болит горло, а чтобы произносить некоторые звуки, мне нужно использовать оба ряда зубов. После длительного разговора передний ряд болит от того, что его приходится постоянно втягивать и быстро выдвигать обратно.
– В городе есть наемник.
Я разузнал о нем, что мог, прежде чем отправиться сюда. Много узнать не удалось, но я торопился. Я хотел провернуть это быстро – если Джаббе не понравятся Д’ан и Ноудз, я, возможно, никогда не увижу, как они играют. Так же как и все остальные.
– Оброн Меттло. Настоящий профессионал, участвовал в десятке битв, обычно на стороне победителей, ищет работу. Муринец, имеет отношение…
Он издал низкий, рокочущий звук, который можно было расценивать как проявление заинтересованности. У Джаббы было множество мускулов, но не все он мог контролировать. А муринцы обычно такие же умелые, как и коварные.
Я продолжил выдумывать:
– Если хотите, я могу войти с ним в контакт. Привести его к вам… возможно, на обед. Не помешает некоторое развлечение, например музыка. Муринцы любят музыку, она их успокаивает.
Его веки чуть опустились; либо он заскучал, либо задумался. Наконец он усмехнулся и сказал:
– Присылай его.
Я поклонился и попятился назад настолько быстро, насколько позволяла вежливость. Перед тем как пролезть в люк, я сказал:
– Как пожелаете, господин. Мы будем здесь после наступления сумерек, вас устраивает это время?
Он улыбнулся и взглянул на меня так, что у меня мех на пояснице встал дыбом.
– Пришли его, – уточнил он. – А ты не приглашен.
Я остановился на краю люка, мой разум отказывался повиноваться. Должен же был быть какой-то способ ухитриться… Джабба издал угрожающий звук. Знакомый звук; его иногда издавали деваронцы, правда целой стаей. Мои уши навострились, и передние зубы встали на место.
– Теперь ты можешь уйти.
Я снова поклонился и вышел.
Я провел тот вечер в забегаловке, напиваясь до бесчувствия.
Я чувствовал, что Джабба скормит «Модальных» своему ранкору. У него раньше никогда не было стоящей группы, ни разу. Лучшее, что у него было, это группа Макса Ребо. А они могли поддерживать ритм, только если их самих в этот момент кто-нибудь поддерживал.
Но на следующее утро я узнал, что Ребо ищет работу.
У Джаббы появились новые любимчики. Это меня чуть не убило.
Четыре дня я не мог заснуть, думая об этом. Вот они здесь, на полпути в Мос Айсли. Будут играть для него. Меня это съедало заживо. Я потерял в тот день столько Благодати, что останься у меня чуть-чуть стыда, он бы мне пригодился.
Где-то на пятый день я перебрал. Я очнулся, лежа лицом вниз посреди аллеи за забегаловкой, в темноте. Кто-то тыкал мне в плечо ногой. Я захотел подняться и выбить всю дурь из этого болвана…
Но Вухер опустился рядом со мной на колени.
– Ты можешь подняться?
Холодный гравий врезался мне в щеку. Я ощутил синяки, порезы – память медленно возвращалась ко мне. Несколько нападавших избили меня – тяжелыми деревянными или металлическими палками, мне
