Один держался бодро до конца,Но умер вдруг, как будто без причины.Старик отец взглянул на мертвеца,Перекрестился истово и чинно,«Да будет воля божья!» — произнесИ попрощался с первенцем без слез.88Второй ребенок слабеньким казался,Он был изнежен и немного хил,Но долго мальчик смерти не сдавался,Поддерживал в нем дух остатки сил.Отцу ребенок слабо улыбалсяИ слово утешенья находил,Когда в чертах отца, с надеждой споря,Мелькала тень разлуки — ужас горя.89И, наклонись над мальчиком своим,Не отрывая глаз, отец унылыйСледил за ним, ухаживал за ним.Когда страдальцев ливнем оживило,Ребенок был уж вовсе недвижим,Но взор померкший радость озарила,Когда из тряпки в рот ему отецХоть каплю влаги выжал наконец.90Ребенок умер. Пристально и странноСмотрел отец на хладный этот прах,Как будто труп, простертый бездыханно,Еще очнуться мог в его руках.Когда же, став добычей океана,Поплыл мертвец, качаясь на волнах,Старик упал и встать уж не пытался,Лишь изредка всем телом содрогался.91Вдруг радуга у них над головой,Прорезав облака над мглою моря,На крутизне воздвиглась голубой.Все стало сразу ярче, словно споряСияньем с этой аркою цветной;Как плещущее знамя на просторе,Горел ее прекрасный полукруг;Потом поблекнул и растаял вдруг.92Как ты хорош, хамелеон небесный,Паров и солнца дивное дитя!Подернут дымкой пурпур твой чудесный,Все семицветье светом золотя,Так полумесяцы во тьме окрестнойГорят, над минаретами блестя.(Но, впрочем, синяки при боксе тожеС его цветами, несомненно, схожи!)93Все ободрились: радугу ониСчитали добрым предзнаменованьем:И римляне и греки искониПодобным доверяли указаньямВ тяжелые и горестные дниПолезно это всем; когда страданьемИзмучен ум, — приятно допустить,Что радуга спасеньем может быть.94Вдруг белая сверкающая птица,Как будто голубь, сбившийся с пути,Над ними стала медленно кружиться,Казалось, уж готовая почтиДля отдыха на мачту опуститься,Как будто ночь хотела провестиСреди людей, — и птицы появленьеИм показалось признаком спасенья.
