Харви снова зажег огонек, освещая груду уродливых черных коробок, внутри которых поблескивали неподвижные металлические круги.
— По-моему, они сломались.
— Тут эхо, — заметила Мистраль, стоя на несколько ступенек ниже.
— И чертова мышь, — добавила Электра, рассматривая счетчики. — Ты прав, Харв, они, кажется, сломаны.
От зажигалки отлетели искры. Глаза американского мальчишки казались большими и глубокими.
— Эй, Элли, — произнес он, приобняв Электру за плечо.
Электра захлопала глазами с мыслью: «Элли? Нет, так не пойдет». Она ненавидит уменьшительные имена. И она сама решает, насколько близко можно подпустить парня.
— Я не Элли, — твердо сказала она, останавливаясь.
— Тогда я не Харв, — жестко ответил Харви и погасил огонь зажигалки.
Подвал снова погрузился во тьму.
«Мне нравится этот парень», — подумала Электра.
Под снегом двор «Домус Квинтилиа» вновь обрел очарование былых времен.
Электра почувствовала холодную дрожь под пижамой. Вдалеке послышался одинокий удар колокола.
— Может быть, разбудить папу. Или тетю.
— А зачем? — спросил Харви. — Если электричества нет, они ничего не смогут сделать. Кстати, если я не ошибаюсь… вон та колокольня тоже без света.
Мистраль стояла рядом с ними на пороге и указывала на вертикальный шпиль колокольни Святой Сесилии.
— Харви прав. Когда мы приехали вечером, она была освещена.
— Правда! — воскликнул Шенг. И добавил: — Хао!
— Почему ты все время повторяешь это слово? — поинтересовалась Мистраль.
— «Хао»? Это восклицание. Означает «хорошо», «сильно».
Электра покачала головой, не обращая на них внимания.
— Это невозможно. Такого никогда не было.
— Это сила двадцать девятого февраля, — пояснил Харви.
— В каком смысле?
— Когда люди, рожденные двадцать девятого февраля, собираются в одном городе, в одном доме…
— В одной комнате, — уточнил Шенг.
— Тогда они выключают свет по всему Риму. По-моему, это нормально. Ну, по крайней мере, не очень странно.
Электра смотрела на снег, опускающийся на поверхность пруда. Она чувствовала, что сердце бьется очень сильно, а мысли бегут все быстрее и быстрее. Харви прав: свет погас тогда, когда она передала свою энергию Шенгу. Лампа взорвалась, и глаза мальчика превратились в две желтых искры.
— Надо пойти посмотреть, — решила она, делая вывод из своих размышлений.
— Куда? — спросил Шенг.
— На улицу.
— Куда?
— Выйти из гостиницы. Мы можем прогуляться и понять, везде ли выключился свет. Или только здесь.
— И что будет, когда мы это узнаем?
— Не знаю. Узнаем, и всё.
— А зачем нам это знать?
— Может быть, потому, что мы единственные, кто сейчас не спит?
Мистраль задрожала:
— Я не пойду. Слишком холодно.
Они все были в пижамах, кроме Харви, который надел джинсы.
— Мы простудимся, — сказал Шенг.
— Все вещи остались в нашей комнате, — ответил Харви, переглянувшись с Электрой. — Сходите, наденьте что-нибудь теплое. И пойдем в город.
МОСТ
Набережная Тибра выглядела, словно картина, нарисованная углем. Она тиха и неподвижна под белым ковром снега. Строгие здания, скаты крыш, темные галереи, водосточные трубы, опершиеся друг о друга дома, неосвещенные двери.
Все во тьме.
Ребята вышли из гостиницы и направились мимо Святой Сесилии прямо к реке. Их шаги звонко захрустели на свежем снегу.
Шенг — единственный из четверых — не прекращал говорить. Он надел на голову гостиничную шапочку для душа, чтобы не намочить волосы, и хотел убедить остальных сделать то же самое.
— С этой штукой ты похож на психа, — безжалостно произнес Харви.
После взрыва его настроение радикально переменилось. Он кажется более спокойным и более уверенным в себе.
Неспешным шагом ребята дошли до площади Пищинула, где маленькие группы людей обсуждали произошедшее. Они светили себе фарами автомобилей и смотрели на дома, погруженные в темноту. Город остался без света. Компания студентов побросала рюкзаки в снег, желая сразиться в снежки.
Электра выделила из всех слегка растерянную пару и спросила у них, что они знают о катастрофе с электричеством.
— Набережная Тибра в темноте, — ответила дама. — Париоли и Эсквилино тоже. Но есть районы, где ничего не случилось.
— Это все этот проклятый подземный переход, — проворчал мужчина, нелестно высказываясь о дорожных службах. — Вы слышите это гудение?
Ребята прислушиваются и улавливают далекие звуки клаксонов.
— Представляете, что сейчас происходит на дорогах с этим снегопадом и неработающими светофорами?
Мистраль скатала снежок и бросила его в сторону площади.
— Нет, нет. Это плохая мысль! — воскликнул Харви.
— А по-моему, отличная! — сказал Шенг, присоединяясь к Мистраль.
Они стали бросаться снежками во всех направлениях. В ответ им прилетели такие же удары со всех концов площади. Без света фонарей и неоновых вывесок старый квартал Рима кажется театром, с переплетением переулков и спящими дворцами.
— Пойдем посмотрим на Тибр, — неожиданно предложила Электра, как только в воздухе повисла пауза перед новым сражением.
— Далеко отсюда?
— Нет, здесь совсем рядом.
Дойдя до реки неспешным шагом, ребята обнаружили, что город как бы разделился на две части: одна была полностью освещена, а вторая — тиха и покрыта черной мантией темноты.
Опершись на парапет моста Гарибальди, Харви, Электра, Мистраль и Шенг посмотрели на квартал за Тибром, где вдалеке сверкали электрические огни.
— Значит, свет выключился не везде! — воскликнула Электра, чуть приободрившись.
