Он принял бумаги, как будто ему позволили подержать в руках страницы из Библии, напечатанной Гутенбергом. Что касается меня, то я не готов был разделить его восторг по поводу происходящего, поскольку теперь у нас появилась другая проблема, и не менее сложная, – как положить бумаги на место.
– Вы должны найти Теодора, – сказал Хлопушка. – Он не любит, когда темно.
– Пять минут, и он будет у тебя, – пообещал Фили.
Неожиданно дверь распахнулась, и мы трое стали якобы молиться, но все по-разному. Фили, который уже лет тридцать не ходил в церковь, произнес что-то вроде обещания лидера хранить верность своей партии. Пробормотав наши «молитвы» до конца, мы оглянулись и увидели стоявшего в дверях президента.
– Фили, вы так представляете себе молитву? – спросил президент, когда мы покинули комнату Хлопушки.
Фили усмехнулся.
– А как же иначе?
Попрощавшись, мы вошли в лифт.
Меня не покидало чувство, что ночь обещает быть долгой, и поиски первого хомяка Соединенных Штатов Америки – лишь ее начало.
Фили отправился к себе редактировать речь президента.
Томпсон стоял на посту возле Овального кабинета.
– Вы не видели тут хомячка? – спросил я.
Он вспомнил, что видел хомячка у Хлопушки. Поперек дверей, что вели в Овальный кабинет, висела шелковая веревка. Я заглянул в кабинет, посмотрел под портьерами, но там хомячка не было.
– Сэр, как он выглядит? – спросил Томпсон.
– Коричневый, маленький, пушистый. Полагаю, в Овальном кабинете их тьма-тьмущая.
– С месяц как у нас тут появились мыши.
– Томпсон, мыши меня не интересуют.
Томпсон заглянул в приемную, в кабинет Бетти Сью Сковилль, прошелся по коридорам. Мы проверили и кабинет Рузвельта. Теодора нигде не было.
Меня это расстроило. Томпсон предложил привести собаку из службы безопасности.
– А если она съест его? Что тогда, Томпсон?
Тут появился Фили. У него был радостный вид. В руках он держал свернутые трубочкой бумаги.
– Что вы тут делаете? – спросил он, как ни в чем не бывало.
Чтобы не выдать нас обоих, я «поведал» Фили, в присутствии Томпсона, о пропаже хомяка.
– Ага, – сказал он. – А в Овальном кабинете вы смотрели?
– Нет, – ответил я. – Конечно же, нет. Ведь туда нельзя входить, правильно, Томпсон?
– Правильно, сэр. Без особого разрешения нельзя. Если официально, сэр, то даже я не могу войти.
Фили принялся его обрабатывать. Конечно же, все понятно – таковы правила. Однако семилетний малыш заливается слезами из-за пропавшего друга.
Томпсон кивал, соглашаясь, что это и в самом деле ужасно.
– Надеюсь, президент не узнает, – сказал Фили.
– О чем, сэр?
– Ну… Разве нам нельзя поискать там президентского хомячка?
Томпсон был сбит с толку.
– Я должен доложить начальству.
– Нет, – возразил Фили. – Так будет только хуже. Тогда все узнают, что Хлопушка не спал в положенное время. У нас будут неприятности. И у вас тоже.
– У меня, сэр?
– Вы ведь разрешили ему войти?
– Но вы же…
Фили покачал головой.
– Не имеет значения. Ведь вы сами сказали, что по инструкции никто не имеет права входить в кабинет.
Продолжая давить на беднягу Томпсона, Фили рисовал страшную картину неминуемой беды – меня и его ругают, а Томпсона переводят в турецкое посольство. Что касается несчастного Хлопушки, то он не спит и все плачет, день за днем, неделя за неделей.
В конце концов Томпсон оглядел коридор и сказал:
– Ради благородной цели…
– О да, – отозвался Фили. – Самой что ни на есть благородной.
– Он славный мальчик.
– Еще какой славный. И часто говорит о вас.
– Вы шутите!
– Ну, нет. И при отце тоже.
Томпсон улыбнулся.
– Ну и малыш!
Фили подмигнул ему.
– Доброе сердце.
Через несколько секунд вход был свободен.
– Теодор, – стали звать мы. – Эй, приятель!
У меня не было уверенности, что хомячок понимает человеческую речь.
Фили зашел за президентский стол, но я заметил, что он не сводит глаз с Томпсона.
Стоило Томпсону зайти за каминный экран и повернуться к столу спиной, как Фили достал из кармана речь, сунул ее в верхний правый ящик и закрыл его.
– И тут его тоже нет, – сказал он.
Я попросил Томпсона вызвать всех дежуривших агентов, чтобы они обыскали помещение и во что бы то ни стало нашли маленького коричневого зверька. Было уже поздно.
– Ну? – спросил я Фили, когда мы остались одни.
Фили покачал головой.
– Слава Богу, мы сумели добраться до его речи.
– Плохо?
Он закрыл глаза и опять покачал головой.
– Если бы он произнес эту речь так, как написал ее, можно было бы забыть о выборах. Такого ему не простили бы.
– Это значит?..
– Ага, – ухмыльнулся Фили. – Мы идем на выборы.
Таким образом мы с Фили первыми узнали об историческом решении президента баллотироваться на второй срок.
– Черт, это было ужасно. Шесть страниц, и всего пять предложений. И никакой это был не английский. Вообще неизвестно какой язык. А некоторые строчки! «Я еще не начал гон». Как это вам?
Когда я спросил, уверен ли он, что президент ничего не заметит, Фили кивнул и сказал, что не сомневается, потому что только пьяный мог написать такое, а, значит, вряд ли он вспомнит, что написал.
Фили все еще продолжал браниться, когда мы с ним разошлись в разные стороны, возобновив поиски Теодора.
К половине второго ночи двенадцать агентов службы безопасности прочесывали Белый дом и прилегающую территорию в поисках Теодора. Фили, которому все это надоело, предложил заменить президентского хомяка на другого – он в самом деле «повис» на телефоне, вытаскивая из постели несчастных специалистов и спрашивая, где можно ночью достать хомяка. Пришлось наложить вето на его инициативу, доказав, что Хлопушка в две секунды определит подмену. Фили, сдавшись, поднял руки и
