нас известности.
В истории военных операций, проведенных Соединенными Штатами Америки, никогда не было столь же успешной и столь же неверно оцененной операции, как «Дрема».
Во всем мире шумели так, будто президент Такер вновь применил иприт.
Однако тот факт, что ни один человек не погиб, должен что-то значить. Президент Такер выбрал гуманный, но жесткий способ воздействия. (Кстати, это моя фраза. Ллеланд украл ее у меня для названия главы о Бермудском кризисе в своей книге, но поставил вопросительный знак.)
«Варварство!» – заявила «Лондон таймс». «Злодейство!» – отреагировала «Ле Фигаро». «Жестокость!» – кричала «Л'Оссерваторе Романо», напечатавшая полный текст папского осуждения нашей акции. «Правда» поместила знаменитую фотографию усыпленных людей на первой полосе и написала, будто бы все они мертвы. И это сделали те люди, которые снабжали бермудцев оружием!
Американская пресса оказалась не лучше. Единственная «Нью-Йорк пост» одобрила нас, дав на целую страницу заголовок «НА ИЗГОТОВКУ, ЦЕЛЬ, ОГОНЬ!» Редакционная статья в «Вашингтон пост» называлась «Джонстаунская дипломатия».
ООН созвала Совет Безопасности. Греция предложила резолюцию, осуждающую нас за «преступления против человечества». Было проведено голосование: четырнадцать голосов «за», один «против». Мы наложили вето на резолюцию, а наш представитель в ООН дал интервью «Таймс», в котором признался, что лично его напугало решение президента.
Что касается президента, то он был раздражен поднятой шумихой.
– Я всего-то и сделал, что дал им поспать два часа, – говорил он.
Состояние духа в Западном крыле было не на высоте. Фили выглядел так, словно его ведут на гильотину. Когда он появлялся в коридорах Белого дома, то поражал всех своим растерянным видом.
– Фили, – спросил я как-то, перехватив его, – у вас все в порядке?
Он диковато посмотрел на меня, будто видел в первый раз, и мне не понравилось выражение его глаз.
– Да, – ответил он рассеянно, – я иду в пресс-центр.
– Зачем? – жизнерадостно продолжал я задавать вопросы.
– Надо сообщить вот это. Химический состав GB-322.
– Достается вам от прессы?
Он посмотрел на меня затуманенным взглядом.
– Нет. Они всего лишь задают вопросы о химической атаке. Эй-Би-Си хочет знать, извинился ли президент перед миссис Аутербридж.
– Перед кем? – не понял я.
– Перед дамой, которую случайно усыпили, когда она пекла вафли. Ну, которая заснула на вафельнице.
– Ах, да. Та самая. Ужасно.
– Они сфотографировали ее. Лицо как кроссворд. Ладно, мне пора.
Я сказал ему, что придумаю что-нибудь для миссис Аутербридж. Глядя, как бедняга Фили бредет на встречу с журналистами, я искренне пожалел его.
Появилось множество «анонимных высокопоставленных чиновников Белого дома», которые торопились обогнать друг друга, повторяя одно и то же: как они старались отговорить президента от столь «жесткой» меры. Но мне ли не знать, кто они такие? Ллеланд принимал загадочно-высокомерный вид. Марвин закатывал глаза и твердил о диалоге. Для администрации Такера наступили черные времена. Я немного ослабил запрет на потребление сотрудниками Белого дома спиртных напитков и удвоил для них количество государственных автомобилей, зная, что это несколько поднимет их моральный дух. Бывают такие периоды, когда следует чуть-чуть поступиться своими принципами.
Президент запросил биографии Трумэна – он хотел знать, как Трумэн жил и что чувствовал после того, как приказал сбросить на Японию атомную бомбу. Я заказал их в библиотеке Белого дома, используя систему, благодаря которой в библиотеку не поступает информация о том, кто заказал книги. Некоторые библиотекари работали в Белом доме еще со времен Рейгана. Что хорошего, если бы поползли слухи о том, что президент ищет утешения в пепле Хиросимы и Нагасаки?
– Все выходит из-под контроля, – сказал президент вечером девятого октября, когда мы остались одни в Овальном кабинете.
М'дуку только что провел пресс-конференцию, на которую пришли восемьсот репортеров и где он объявил президента «военным преступником».
– По крайней мере, я в лиге Генри Киссинджера, – проговорил он, выглядывая в окно. Слышно было, как вдалеке кричат демонстранты. – Может быть, мне стоит пойти к ним? Ну, как Никсон делал.
Однако эта идея, едва появившись, была отвергнута.
Должен сказать, к чести президента, он держался твердо. Следующий обмен вопросами-ответами происходил на пресс-конференции десятого октября.
Джоэль Аккерман, Эн-Би-Си: Мировое сообщество осудило использование химических средств во время беспорядков на Бермудах. В свете этого не считаете ли вы себя обязанным извиниться перед всем миром?
Президент: Нет.
Аккерман: Значит… вы намерены продолжать эту практику?
Президент: Позвольте мне уточнить: мировая общественность хочет, чтобы я извинился за спасение американцев от толпы, в которой ни один человек не был убит?
Аккерман: Но, использовав газ, вы ведь создали прецедент, открыв путь подобным действиям в будущем, разве не так?
Президент: Если честно, мистер Аккерман, то я предпочитаю «подобные» действия всем другим.
Президент продолжал настаивать на том, что лучше использовать GB-322 вместо пуль, ракет, напалма и прочего, однако его доводы терялись в страстной полемике по поводу операции «Дрема». На другой день после пресс-конференции «Вашингтон пост» напечатала на первой странице:
«ТАКЕР ОТДАЕТ ПРЕДПОЧТЕНИЕ ХИМИЧЕСКОЙ ВОЙНЕ.»
Опросы Петросяна подтвердили пугающую тенденцию. Президент потерял от шести до восьми пунктов в своих твердынях – на урбанистическом Северо-Востоке, на половине территории Среднего Запада, в промышленно развитых штатах на побережье Атлантики, – однако на Юге его рейтинг, как ни странно, поднялся на пятнадцать пунктов.
Я немедленно призвал к себе Хампа Скраггса, нашего стратега, специализировавшегося по Южным штатам.
– Ку-клукс-клан, черт бы его побрал, поддерживает президента, – объяснил он.
Не теряя ни минуты на выяснение подробностей, я позвонил Манганелли:
– Откладывайте все дела в сторону и как можно яростнее атакуйте ку-клукс-клан.
– Ку-клукс-клан! Да всем известно наше отношение…
– Они поддерживают Такера!
Манганелли долго молчал.
– Герб, – спросил он, – почему вдруг вы решили покритиковать южный акцент?
Я объяснил ему, как обстоят дела, и попросил вставить одну страничку в дневную речь перед бизнесменами из Азиатско-американского сообщества.
– Но ведь будет обсуждаться наша внешняя политика, Герб. Какой смысл критиковать ку-клукс-клан во время обсуждения наших деловых связей в Тихоокеанском регионе?
– Чарли, – ответил я, – нам сейчас не до смысла. Просто сделайте, как я вас прошу. И не придерживайте лошадей.
