В плену у времени

освободиться.

— Я больше не ваш слуга, милорд.

— У меня и в мыслях такого нет, Синекожий.

Дегтярник встал на колени перед машиной Расса Меррика.

— Будь прокляты ее глаза! — вдруг воскликнул он.

— Чьи глаза ты проклинаешь? О какой такой леди ты говоришь?

— О докторе Пирретти — чью красоту затмевает самый изворотливый в мире ум!

Лорд Льюксон уставился через плечо Дегтярника на маленький переливающийся кристалл экрана. Он прочитал там: «Вход по коду шестого разряда».

— Эти слова выскакивают каждый раз, когда я пытаюсь привести машину в движение. Мне нужен секретный научный код, не то это устройство окажется совершенно бесполезным.

— Я восхищен твоим искусством справляться с этими устройствами, Синекожий.

— Эх, что там! Я не столь искусен, чтобы завести эту новую штуку.

Лорд Льюксон опустился на колени и стал рассматривать антигравитационную машину.

— «Шесть… семь… семь…» Значит, это те цифры, как ты говоришь, которые определяют, насколько далеко во времени продвигается это устройство? А если я изменю их, скажем, на «пять четыре четыре», она отправит меня в другой век? Остроумно, правда, остроумно! Итак, Синекожий, позволь мне тебе помочь…

Дегтярник поднял машину Расса Меррика на телегу, чтобы не нагибаться, рассматривая контрольную панель.

— Знаешь, Синекожий, ты меня удивляешь. В сущности, осмелюсь сказать, разочаровываешь. Ты обладаешь машиной, которая может позволить тебе плавать по морям времени, и каковы же твои устремления? Вернуться назад и переменить свою судьбу с самого начала твоей жизни. Ты меня разочаровываешь, Синекожий. Где же, спрашиваю тебя, широта твоих взглядов?

На затылке Дегтярника зашевелились волосы. Он знал, что увидит, еще до того как обернулся. Машина уже начала растворяться. Лорд Льюксон, наставивший на него пистолет, становился прозрачным.

— Ты глупец! Зачем возвращать назад людей? Я верну назад армии! Чего только не достигнет человек, который управляет временем!

Дегтярник в ужасе завопил:

— Я дурак! Идиот! Ты давно это задумал!

— Ты прав! Но я сделаю тебе подарок, Синекожий, ведь я добрый. Твои подозрения по поводу мистера Сеймура имеют основания. Вы с Гидеоном братья. Увы, я знал это с самого начала.

Когда лорд Льюксон исчез, Дегтярник дико зарычал и от ярости, что надежды его рухнули, изо всех сил ударил ногой колесо телеги, вспрыгнул на нее и стеганул лошадей кнутом. Телега загрохотала по папоротнику. Кэйт следила, как она уезжала. Но вот телега остановилась, и Дегтярник спрыгнул на землю. Вскоре Кэйт накрыла тень от Дегтярника. Она задержала дыхание, но непроизвольно открыла глаза. Дегтярник смотрел на нее, сжимая в руке нож. У Кэйт сердце подпрыгнуло в груди, во рту пересохло. Значит, он решил последовать совету лорда Льюксона! Ей хотелось крикнуть, но не было сил ни на крик, ни на то, чтобы пошевельнуться. Она ждала, когда холодный металл проткнет ее тело. Но Дегтярник грубо толкнул ее на траву и разрезал шнур.

— Том говорил мне, что ты выказала ему свою доброту, — сказал Дегтярник, будто оправдываясь.

Когда Кэйт поднялась, Дегтярник уже исчез за деревьями.

— Том? — удивилась Кэйт.

— Мог бы разрезать и мой шнур! — сказал Питер.

— Питер! Ты очнулся!

— Просто не верится. Двадцать четыре часа в двадцать первом веке, и теперь снова в 1763 году!

Мы в нескольких сотнях ярдов от того места, куда приземлились в первый раз!

— По крайней мере в этот раз понятно, что мы не в Австралии…

— Я точно знаю, где мы находимся, — сказал Питер. — И знаю, как отсюда дойти до Хоторн- Коттеджа.

— До дома Гидеона?

— Да.

— Ты слышал, что сказал лорд Льюксон о Гидеоне и Дегтярнике?

— Я этому не верю.

— Я тоже.

Хотя и с трудом, но Кэйт все же развязала узел шнура на руках Питера. Они шли молча, разговаривать не было сил. На холмах паслись овцы; поблескивая на полуденном солнце, летали пушинки чертополоха. Кэйт задала Питеру только один вопрос:

— А мой папа назвал тебе тайный код другой машины?

— Я видел, что он его набирал, но не обратил внимания, на какие цифры он нажимал, — ответил Питер.

— Ох, стыд и позор.

— Но по крайней мере и Дегтярник не знает их. Помнишь, что говорила доктор Пирретти — что видит в тебе огорчающие ее изменения. Тебе не кажется, что ты стала выглядеть… как будто немножко полинялой, а?

Эти слова привели Кэйт в ужас.

— Полинялой!

— Вероятно, все дело в освещении… — быстро сказал Питер.

— Нет, мне не кажется, что я выгляжу полинялой!

— Вероятно, она так сказала, чтобы заставить Дегтярника изменить свои намерения…

— Что ж, но ведь это не сработало, да? — рявкнула Кэйт. — Мы снова вернулись туда, откуда начинали.

И Кэйт быстро обогнала Питера и пошла вперед, но при этом вытянула руки и стала внимательно их рассматривать. Она не понимала, что имел в виду Питер. Правда, в глубине души ее что-то смущало. Изменения были еле заметны, но она уже не была той девочкой, которая явилась первый раз в 1763 год. Тогда ведь она и не представляла себе, какое путешествие они совершили. А теперь представляет. Конечно, что-то изменилось. Но что именно? Светило жаркое солнце, но от растущего чувства страха Кэйт стало холодно, она ощущала себя совершенно опустошенной.

Питер шел за Кэйт, смотрел на ее спину, разглядывал волосы, завязанные в конский хвостик, который болтался из стороны в сторону. Ссутулившаяся Кэйт еле двигала ногами. Пролетела стая ворон, и Кэйт оглянулась вслед пролетевшим птицам, будто искала у них поддержки. Питер задумался о том, как его дубликат, взрослый Питер, вел себя с Кэйт. Питер видел, что она устала и испугана, и знал только, что должен скорее привести ее к Гидеону, в Хоторн-Коттедж. Впервые в жизни Питер чувствовал ответственность за кого-то, и это помогало ему справляться с собственными страхами.

— В 1763 году не так уж плохо! — крикнул он Кэйт. — И мы придумаем, как вернуться домой… И даже если нам это не удастся, то твой папа и доктор Пирретти сделают новую антигравитационную машину. Они нас не бросят!

Кэйт только кивнула и поплелась дальше, щуря глаза от яркого солнца. Питер вприпрыжку побежал вперед, чтобы догнать ее. Он даже подумал, что она плачет, но когда Кэйт остановилась и обернулась, на ее веснушчатых щеках не было следа от слез. Увидев силуэт Кэйт на фоне залитого светом дербиширского пейзажа, Питер вдруг осознал, что Кэйт будто уменьшилась. Словно ее ничто крепко не связывало с этим миром. Как если бы поток времени вымывал из нее жизнь. Питер чуть поколебался, поскольку ему было нелегко сделать такой жест, но потом обнял ее одной рукой. Кэйт опустила голову ему на плечо, они остановились, глядя, как теплый ветерок проходит волнами по сухой траве, полной сверчков и диких цветов. Потом Кэйт сняла с себя руку Питера и зашагала вперед.

— Все будет хорошо, Кэйт! — крикнул Питер, но Кэйт ничего не ответила.