заставляли план по валу выполнять, — сказала Танька. — Вот и выступила, мечту осуществила. Повезло тебе, Оль, интересно время провела. А я очумела цифры эти записывать — килограммы золота, цены за унцию, прогнозы на Золотой бирже. Тоска! Оль, Лобанов твой когда возвращается?
— Да вроде должен уже. Сказал, что на две недели уехал. А что?
— А пошли сегодня ко мне, посидим! Заночуешь у меня.
— Ладно, Нюську только предупрежу, пусть кого-нибудь из подружек позовет к нам ночевать, чтобы не страшно было.
Глава 3
— Оль, я сегодня на заседании рассмотрела как следует твоего Суханова. Про тебя спрашивал.
— Таня, он не мой и мне это не интересно.
— Тогда, может быть, мне им заинтересоваться?
— Как хочешь.
— Да ладно, убавь металла в голосе, у меня Виктор Иванович есть.
Виктор Иванович работал шофером на магаданской автобазе. В Таньку он влюбился два года назад, когда она напросилась с ним в рейс, чтобы написать очерк про колымскую трассу Транспортный департамент заказал что-нибудь эдакое ко дню автомобилиста. В итоге заказчик получил отличный репортаж — живой, веселый, с интересными характерами и деталями. Птицын его даже выдвинул на дальневосточный журналистский конкурс «Золотой абзац». Хотя журналисты и ерничали по поводу названия, конкурс был престижным, с хорошими премиями и стажировками для лауреатов. Вот и Танька тогда получила за свой очерк диплом, какие-то не очень большие деньги и двухнедельную стажировку в Бостоне. А еще она получила преданного и верного поклонника. Виктор Иванович был старше Таньки на двенадцать лет, относился к ней с бережным уважением, помогал ей с домашним хозяйством — гвоздь какой забить или замок в дверь врезать — и не требовал больше того, что Танька могла и готова была ему дать. Он время от времени заезжал в редакцию, привозил какой-нибудь еды: свежайшую копченую селедку, тепличные помидоры и огурцы, грибы, переспевшую жимолость, — которой разживался в своих рейсах. Один раз принес кастрюлю тушеной медвежатины! И вся редакция сбежалась пробовать, Виктора Ивановича хвалили, редакционные тетки подливали ему чай и говорили комплименты, а он отмалчивался.
Он вообще был молчун, хотя в феврале как-то разговорился. Слава Птицын отмечал сорок пять лет, устроил вечеринку и пригласил «коллег с супругами». Танька пришла с Виктором Ивановичем, Ольга — с Лобановым, который вырядился в белый пиджак-китель. Вечеринка проходила в виде фуршета, напитки и закуски Слава расставил на столах у стены. Лобанов смешивал какие-то коктейли и ко всем приставал, чтобы попробовали. Надоел изрядно, хмельной он был приставучий и агрессивный. Виктор Иванович возьми и крикни ему: «Официант, два шампанских», — да еще и рукой помахал. Всерьез принял Лобанова в белом пиджаке за официанта. Танька потом извинялась, Виктор Иванович тоже сильно смутился, Лобанов все это на вечеринке проглотил, а дома закатил Ольге скандал: «Почему ты таскаешь меня на идиотские сборища, где ошивается всякое быдло?»
— Тань, тебе с Виктором Ивановичем хорошо?
— Мне с ним спокойно и предсказуемо. Я не жду от него ни подвигов, ни сюрпризов. Сюрпризов в личной жизни с меня достаточно.
— Что, опять Женечка звонил?
— Звонил. День рождения у него в следующие выходные. В гости зовет, посидеть по-семейному. С «женой», наверное, хочет познакомить.
Женечка Мухин двенадцать лет был Танькиным мужем и отцом ее сына Ванечки. Три года назад он от Таньки ушел к другому. Именно так: Женечка вдруг понял, что он гомосексуалист, и нашел себе партнера. От абсурдности ситуации Танька тогда просто спятила. «Нет, Оль, как это можно? Он ведь спал со мной все эти годы! И Ванечка — от него! И всегда он был мне как подружка лучшая! И все время мечтал мужика трахнуть, получается!» — ревела Танька пьяными слезами. Они тогда с Ольгой упились, устраивая себе реанимацию каждая по своему поводу. Танька — из-за Женечки, Ольга — из-за Лобанова. «И ладно бы, красивого нашел, а то ведь заморыш прыщавый, бледный, как свинка морская». — «Тань, ты что, ревнуешь, что ли? — удивилась тогда Ольга, — он же не женщина». — «Вот именно, что не женщина. А вдруг Ваньке передадутся дурные гены? Уже передались? И он насмотрится на этого гада и тоже геем станет?!» — От ужасных перспектив Танька даже протрезвела.
На суде она отказалась от алиментов, а через отдел опеки добилась, чтобы Мухину запретили общаться с сыном, чтобы не развращал ребенка. И не оставила ему для этого никаких возможностей: отправила десятилетнего Ваньку к своим родителям в Саратов, подальше от отца.
Женечка работал диктором на местном телевидении, обладал бархатным обволакивающим баритоном и сладкой улыбкой. В молодости он был неплох собой, но с возрастом черты грубели, прорезались морщины. Сладкая улыбка осталась, но с новым лицом Женечки сочеталась плохо. Из дикторов Женечку убрали, он сделался корреспондентом и перебивался заказными передачами к праздничным датам. Неплохо, к слову сказать, перебивался. Директора предприятий, помнившие Женечку смолоду, с удовольствием давали ему интервью и зазывали на всякие торжественные мероприятия, где Женечка за отдельную плату выступал как ведущий. Он и своего мальчика-жену пытался пристроить корреспондентом на телевидение, но мальчик был так невыразителен и откровенно глуп, что больше месяца там не продержался. Женечка потрясающе готовил, собрал целую коллекцию кастрюль, скороварок, пароварок, блендеров, миксеров. Он обожал выискивать экзотические рецепты, воплощать их в продуктах и скармливать новые блюда собранным по этому поводу гостям.
— Слушай, Тань, может, сходишь? Уже три года прошло, прости теперь его. Человек строит свое счастье так, как он его понимает. Он ведь безобидный, Женечка, и зла тебе никакого не сделал. Собрал свои кастрюли и ушел.
— Оль, давай спать, поздно уже. Где ляжешь, в спальне или здесь, на диване?
— Здесь.
Ольга занималась сексом с Вадимом. Он медленно-медленно, — так, что заходилось сердце, — вел губами по ее лицу, шее, груди, животу, ногам. Ольга задохнулась от сладких спазмов: «Игорь, я больше не могу!». — «Я не Игорь, — строго сказал Вадим и посмотрел на Ольгу серыми сухановскими глазами. — Я — кукарача».
«Я — кукарача, я — кукарача», — трезвонил и подпрыгивал мобильник на столе. Ольга взглянула на часы — семь утра. «Боже, какая рань». Взглянула на определитель — звонок из дома. «Что-нибудь с Нюськой?»
— Алло, Нюся, что случилось?
— Случилось то, что ты шляешься где-то, а твоя дочь ночует в квартире с мужиком! Сразу две шлюхи в моем доме — это слишком!!! — Вопли Лобанова в телефонной трубке казались кошмарным продолжением сна.
— Жора, не кричи. Объясни толком, что случилось. — Ольга с трудом понимала, о чем орет ей Жора. Сова по натуре, она вообще туго с утра соображала и окончательно просыпалась только после душа и чашки кофе.
— Что тут объяснять! Я вышвырнул щенка за дверь, а твоя Лолита сидит и ревет в комнате! Приезжай давай, мне машина нужна.
— Оль, что случилось? — выглянула из спальни Танька.
— Приехал Лобанов, с кем-то там застукал Нюську мне надо ехать.
— Что значит застукал?
— Не знаю. Орет, что теперь у него в доме две шлюхи.
— Слушай, может мне с тобой поехать?
— Спасибо, Тань, я справлюсь.
Ольга умылась ледяной водой — горячую на лето отключали, — проснулась и помчалась домой, все семь минут дороги стараясь не рисовать себе никаких ужасных картин. Приедет, увидит Нюську, поговорит с ней, тогда и будет картины рисовать. Ольга влетела в квартиру, споткнувшись о полный клеенчатый мешок, вонявший рыбой. Метнулась в Нюськину комнату — заперто. Замки в дверях остались со времен коммуналки, и Ольга сама иногда запиралась, чтобы оградиться от бушующего Лобанова. Она постучала в дверь:
