Лизавета опять ушла в воспоминания. Как недавно это было. Всего три недели назад…
Лизавета и Саша Байков сидели в кафе на Невском. Она рассказала Байкову о событиях последних дней. Честно все рассказала. Правда, после того, как он припер ее к стенке расспросами и фактами. Байков звонил ей весь вечер в пятницу, а в субботу утром навестил Савву. Тот сам ничего толком не знал, но не сумел соврать достаточно ловко. В общем, Лизавете пришлось расколоться.
– Как я сразу не догадалась, что это он натравил на нас Ярослава… Сразу и надо было сообразить, не зря же Эфирный выступал, будто павлин на королевском приеме! В общем, в эфир ничего не пошло и вряд ли пойдет. Хотя как он сказал? – Лизавета закрыла глаза и постаралась припомнить дословно. – Ребятишки, я так и знал, что вы крайне настырные. Но прошу вас, не спешите. Всякому овощу свой срок. Понимаю, вам не терпится выплеснуть все накопившееся. Если потерпите, гарантирую, что добавлю вам информации, найдется, чем заполнить пустоты… И так вкрадчиво говорил, словно Ярослав ему доложил, что у меня в тексте много общих слов! Хитрый противный Китченер!
– Не такой уж он противный. Если я правильно понял, именно он вытащил тебя и Маневича, который так любит хвастать своим десантным прошлым… – Лизавета приготовилась к тому, что ее будут ругать за вранье и непослушание. Но Байков, видно, махнул рукой на неправильное поведение подруги. – Тебе опять очень и очень повезло… Ты даже сама не понимаешь, как тебе повезло. Опять сунулась в пекло и опять отделалась практически легким испугом. Может, лучше было бы обжечься хоть раз? Тогда ты хоть чему- нибудь научишься. – Байков помолчал секунд пять. – Я тут с немцами снимаю кино про нашу преступность. Им ГУВД выкатило жуткие кадры. Эти отморозки фотографируются по любому поводу. В частности, на праздниках. Дни рождения, свадьбы, крестины – все снимают, и гостей, между прочим, тоже. Очень разные гости. В том числе высокопоставленные. Я кое-кого и в Смольном до того встречал, и в Кремле. А ты все сражаешься…
Лизавета помотала головой и отвернулась.
– Не дуйся! Ты должна признать, что они все одним миром мазаны. Я не поверю, что вы с Маневичем и Саввой, три провинциальных репортера… – Байков увидел, что Лизавета вздернула брови, и поторопился добавить: – Не обижайся, ты хороший журналист, но Петербург давно уже провинция. Так вот, три провинциальных писаки раскопали то, что прошло мимо внимания могучих спецслужб. Не только государственных. Сейчас ведь каждый банк, каждая партия, каждый ларек имеет собственную службу безопасности! И что, все высокооплачиваемые спецы прохлопали заговор, который легким движением мысли раскрыла ты? Скажи честно, ты сама в такую версию веришь?
– Почему бы и нет? – самолюбиво нахмурилась Лизавета.
– Значит, они не хотели что-либо видеть, раз не увидели…
– А Георгий? Он…
– Он пытался подловить конкурентов из родственной организации. Я не в курсе подробностей. Газеты и журналы читаю редко, поэтому не знаю, кто теперь с кем воюет – Федеральная служба безопасности с Федеральной военной контрразведкой или Федеральная служба правительственной связи с Федеральным же управлением охраны водопроводов и линий электропередач. Только в этой игре тебе суждена роль болвана, как в старом польском преферансе, – это не мое сравнение, а старика Штирлица. Неужели первой серии предвыборного боевика тебе показалось мало?
– Не то чтобы мало…
Лизавета оборвала себя и уставилась в окно.
Там, на улице, две вороны, большая и маленькая, выясняли отношения. Большая ворона нашла, украла, в общем, раздобыла неведомо где кусок сухаря, ценную по вороньим понятиям штуку. Очень довольная собой, она шла по тротуару, держа добычу в клюве. Ворона поменьше семенила рядом, возмущенно, даже укоризненно каркая и хлопая крыльями.
Лизавета фыркнула.
– Вот, живая иллюстрация! – прокомментировал сценку Саша Байков. – Именно так выглядят в современной России отношения прессы и власти. Вы кричите, хлопаете крыльями, разоблачаете и укоряете, а тот, кто ухватил свой кусок пирога, просто не обращает внимания.
Вороны тем временем продолжали выяснять отношения. Владелица сухаря положила его на асфальт, давая понять, что дозволяет меньшей поклевать немного. Но вторая ворона не унималась. Игнорируя любезное приглашение поделиться, она буквально выпрыгивала из серо-черных перьев и все каркала, каркала, каркала.
– Вот! Хуже всего приходится самым честным из вас. Тем, кто не замечает приглашения на дележку!
Большая ворона, видимо, осознав, что подкупить шумную соплеменницу не удастся, вновь схватила свой кусок и пошлепала дальше. Маленькая не унималась. Гневное карканье преследовало хозяйку «пирога».
– Ты тоже хочешь потратить жизнь на бесполезный шум?
– Почему это бесполезный? – Лизавета, совсем уже согласившаяся с доводами Саши, неожиданно полюбила неугомонную птицу, ей захотелось встать на защиту неудачницы.
Байков заметил бунтарский блеск в глазах Лизаветы и вознегодовал:
– Ну и чего добилась эта правдоискательница?
– Мы ее услышали! Это уже немало. Потом услышит еще кто-то… Нас тоже когда-нибудь услышат. – Лизавета подняла голову и посмотрела Саше в глаза. – Ты абсолютно прав. Я читаю по долгу службы газеты и журналы. Я знаю, что воруют, берут взятки, продают Отечество, доносят на друзей, предают. Я знаю, что в Колумбии, даже в Колумбии, не принято афишировать связи с преступниками, в России же их не прячут. Я знаю, что все обвинения стекают с наших власть имущих, будто с гуся вода. И все же… – Лизавета не сразу придумала, что заставляет ее, много знающую и много понимающую, снова и снова впутываться в бессмысленные журналистские расследования. – Мы ее услышали, и нас услышат. Сначала один человек, потом второй, потом трое. Знаешь, у нас сейчас твердят, что все крупные состояния создавались преступным путем. Правда, кроме папаши Моргана вспомнить никого не могут. Но в любом случае, даже если разбогатеть можно только через преступление… Детишки Морганы должны стесняться пращура-пирата. А это произойдет, только если выживет мораль. Если общественное мнение станет могучей силой, умеющей выбивать мягкие кресла из-под лживых премьеров и вороватых банкиров. В противном случае…
