— Ваша светлость, — Лизхен выпрямилась, глаза ее сверкнули огнем. — Вы забываете, что я не аристократка, а всего лишь ваша экономка. Я обязана вам подчиняться, но у моего положения есть преимущества. Например, принимать у себя мужчин, не боясь осуждения…
— Лизхен! Боже мой! Как ты… Как ты можешь такое говорить? — Баронесса была искренне возмущена. Как Лизхен хватает наглости вести себя подобным образом? Ведь ей же обещано хорошее приданое, Мари позаботилась о ее будущем! — Чего тебе недостает? Я поговорила с Рихардом, он согласен выделить тебе приданое, я всегда относилась к тебе как к сестре…
— Перестань! Я буду делать, что хочу и с кем хочу! — Лизхен покраснела.
Мари отпрянула в ужасе, видя, что в ее подруге клокочет ненависть. Все в голове баронессы фон Штерн окончательно смешалось. Рихард, этот русский Салтыков, теперь Лизхен…
«За какие грехи небо отвернулось от меня?», — подумала Мари в отчаяньи. В ее жизни наступили самые черные дни.
— Лизхен, неужели ты… — Мари боялась даже предположить, что ее лучшая подруга приняла графа Салтыкова только из-за платья… И в то же время, внутри баронессы фон Штерн, словно гриб после дождя, неотвратимо росло отвращение к шлюхе, каковое есть несомненно у каждой порядочной женщины. Стараясь подавить это чувство, Мари закрыла глаза, и попыталась представить их детство, когда Лизхен спала в ее комнате, они вместе ели и слушали занудную грамматику господина Фильнера…. Мари вспомнила как она и Лизхен поклялись друг другу в вечной дружбе и верности. Нет! Нельзя допустить, чтобы их дружба разрушилась, нужно удержать Лизхен от первого шага в сторону ада.
— Что я? — Лизхен сжала кулаки и уперлась ими в бока. Эту позу сварливой крестьянки она унаследовала от своей матери, и никакое воспитание не помогло фройляйн Риппельштайн избавиться от привычки во время ссоры выставлять вперед правую ногу, наклонять вперед корпус и упирать в бока сжатые кулаки.
— Ну, может быть, ты…. Может быть, ты полюбила его? — Мари приподняла брови. Да, конечно, почему это сразу не пришло ей в голову! Хотя сердце ее наполнилось горечью.
— Полюбила? Ну, нет, ваша светлость, это, знаете ли, не для меня. Сегодня мы поедем в лавку господина Готфрида Люмбека, и этот русский купит мне красивое платье из малинового бархата, а затем сопроводит меня в имение вашего отца, дорогая баронесса фон Штерн.
Мари чувствовала, что все лицо ее пылает от гнева. Неужели все в этом доме потеряли разум? Не найдя что ответить Лизхен, она нервно спросила:
— А зачем ты едешь к папе?
— Твой муж поручил отвезти ему кое-какие документы, которые надо передать ему лично в руки.
— Я могла бы поехать с тобой… Мне тоже хочется повидаться с папой.
— Или провести время с молодым Салтыковым? — ехидно спросила Лизхен.
— Что?!
У Мари голова пошла кругом, и она опустилась в кресло.
— Да уж, лучше не придумать. Действительно, что может быть разумнее, чем благочестиво поехать к отцу, прихватив с собой меня? А если Рихард спросит что-нибудь про графа, то ты просто скажешь, что он увязался за шлюхой Лизхен.
— Лизхен, перестань! — Мари заплакала. — Откуда в вас всех взялось столько яда? Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? Что я вам всем сделала?
Лицо Лизхен стало непроницаемым.
— У вас будут какие-нибудь приказания, ваша светлость?
— Нет, — еле слышно ответила Мари.
Когда Лизхен вышла, Баронесса фон Штерн вскочила и начала судорожно одеваться. У нее дрожали руки, а в горле застрял неприятный комок. Она чувствовала себя мышкой, которую поместили под стеклянный колпак.
— Между всем этим есть какая-то связь… — она сжимала руки и ходила из угла в угол своей комнаты. — Все началось с этого ужасного сна. Надо вспомнить… Комната, нет, скорее какое-то хозяйственное помещение. Очень тесно. Странные вокруг вещи. Стакан с отравой… Может, это предупреждение? Может, вещий сон? Потом мы были в городе. Там видели Марту. Почему Лизхен так хотела на нее взглянуть? Через некоторое время у нас в доме появился этот русский. И в первый же вечер сделал Лизхен своей любовницей… — Мари в сердцах топнула ногой. — Все это не случайно, не случайно…
Мари с силой сжала свои виски.
— Я схожу с ума, — прошептала она. Ведь кроме дикого безотчетного ужаса и предчувствия, что все происходящее не случайно — у нее не было никаких фактов или доказательств, что события последних дней связаны между собой. — Сон… Наказание Марты. Приезд русского. Может, Лизхен о нем знала? Но откуда?
Мари остановилась, чувство беспомощности было ужасным. Словно она бегает по лабиринту и каждый раз попадает в тупик. Но выход есть…
— Черт побери! — кровь виконта де Грийе, героя нескольких очень запутанных авантюрных историй взыграла в жилах Мари. Ее отец был храбр и безрассуден, и до сих пор не известно, по какой именно причине он уехал из Франции и оказался в Пруссии, поговаривали, что король Людовик XV, таким образом, спас его от мести недоброжелателей. — Я разберусь во всем этом!
Мари села перед зеркалом, исполненная решимости быть сегодня ослепительной, неотразимой, блестящей как никогда.
Собрав волосы в высокую прическу и украсив их нитями редких черных бриллиантов, свадебным подарком ее отца, Мари тщательно втерла в кожу травяную мазь, приготовленную для нее одним арабским фармацевтом. Эта мазь делала кожу гладкой, упругой, нежной, словно у ребенка. Затем баронесса фон Штерн аккуратно подвела глаза тоненькой кисточкой, обмакивая ее в миниатюрную чернильницу где была индийская сурьма. Немного кармина на щеки и нежные персиковые тени на веки. Смешав кармин с перламутром, Мари аккуратно нанесла получившуюся помаду на губы, придав им сочный, манящий блеск.
Декольте платья из черного сверкающего атласа, сшитого по английской моде, но без нижней рубашки почти ничего не скрывало. Это означало, что глубокий прямоугольный вырез открывал грудь почти до самых сосков. Белое тело с нежно-розовым отливом и тонкими голубыми прожилками вен, казалось изысканной фигуркой из слоновой кости, вложенной в драгоценный футляр. На ногах баронессы фон Штерн красовались маленькие сапожки из черной замши на высоких каблуках. Наконец, Мари надела тяжелую золотую цепь, звенья которой были усыпаны бриллиантами, застежка цепи была выполнена в форме баронской короны.
Мари окинула себя оценивающим взглядом и осталась довольна.
Из зеркала на нее смотрела прекрасная молодая женщина, настоящая богиня гнева. Сейчас она пойдет к Рихарду и заставит его объяснить, что, черт возьми, здесь творится.
Мари шла по коридорам и попадавшиеся навстречу слуги почтительно склонялись, чувствуя, как по их позвоночнику пробегает холодок.
— Что-то будет! — сказала горничная Тильда кухарке Фриде. — Ее светлость встали сегодня поздно, а из комнаты вышли, словно черная, грозовая туча. Мне кажется, что в замке что-то затевается, и как пить дать, сегодня произойдет что-нибудь интересное.
— Не болтай, — сердито буркнула Фрида.
— А что? Этой задаваки Риппельштайн сейчас нету. Она уехала с этим русским графом, — и Тильда прыснула в кулак.
— Что это ты заливаешься, Тильда?
Ты разве не знаешь? Фройляйн Риппельштайн вчера уже видела этого красавчика, в чем мать родила, даже без халата. Он ночевал в ее комнате, — и Тильда опять хихикнула.
— Не может быть! Да ну!
— Точно тебе говорю. Когда я утром несла ей, как обычно, кувшин с горячей водой, он вышел мне навстречу, в том самом халате, забрал у меня воду, и сказал, чтобы их пока не беспокоили. Представляешь?
— Похоже ее роману с Фридериком конец?
