Я забрался в ванну, которую мисс Уотчет приготовила по моей просьбе. Решимость заставляла торопиться, но я не мог не привести себя в порядок. К тому же по утрам так хочется побаловать себя, понежиться в горячей ванне. Заодно я смог рассмотреть ссадины и царапины.
Оделся я быстро. Благодаря расторопности мисс Уотчет, меня уже поджидал завтрак. Я с воодушевлением набросился на яичницу с грибами и помидорами. И все же бекон и сосиски дались с трудом: мясо отчего-то вызывало устойчивое чувство отвращения. Понятное дело!
Перед глазами по-прежнему стояли морлоки и их ужасная каннибальская трапеза! Конечно, эта картина не отпугнула меня от баранины накануне за ужином в дружеской компании, но тогда зверский голод заставил бы проглотить что угодно. Но ничего не поделаешь – плотный завтрак вошел у меня в привычку, поскольку, по моему глубокому убеждению, хорошая доза пептонов [1] в крови просто необходима для успешной работы энергетической машины человека. Сегодняшний день мог стать для меня решающим в жизни. Поэтому я отставил малодушие в сторону и молча сосредоточенно стал пережевывать бекон.
После завтрака я надел легкий, но прочный летний сюртук. Кажется, я уже рассказывал за вчерашним ужином, что в будущем наступило потепление – вследствие природной эволюции, глобального изменения климата, изменения оси земли или трансформации самого солнца, трудно сказать. Но в чем я был уверен – в Будущем не понадобятся ни шарф, ни пальто. Я сдвинул шляпу на брови, чтобы прикрыть свой бледный английский лоб и зашнуровал на ногах самую крепкую пару прогулочных ботинок.
Прихватив небольшой рюкзак, я прошелся по дому, скидывая в него все, что могло пригодиться в дороге, со шкафов и буфетов. Мое поведение вызвало еще большую тревогу у бедной мисс Уотчет. Впрочем, она все равно никогда бы не возразила мне. Видимо, старушка давно отказала мне в здравом уме, я был для нее лишь чудаковатый гений, скитающийся в мифологических туманах! Я торопился, и все же на этот раз не так лихорадочно и безоглядно. Ведь я еще не знал, куда попаду – в прошлое или будущее – как в прошлый раз, миновав восемь тысячелетий в одних туфлях с единственным коробком спичек.
Я впихнул в рюкзак все спички, которые можно было отыскать в доме. Затем запасся камфорой, которая так выручила меня, а также свечами, и словно по наитию прихватил моток бечевки, которая могла сгодиться на фитили – чтобы, в случае чего, можно было изготовить другие свечи из огарков.
Я взял уайт-спирит, мази, несколько таблеток хинина и медицинский бинт. Ружья у меня не было – да и толку от него. К тому же излишний вес амуниции отнимает силы. Зато я не забыл вложить в задний карман складной нож с выбрасывающимся лезвием. Ну и, естественно, целый пакет инструментов: отвертка, несколько гаечных ключей разного калибра, небольшая ножовка с запасными полотнами – а также набор винтов и гаек, обрезков из никеля, медных и кварцевых стержней. Ничто не должно было задержать меня в Будущем по какой-либо нелепой случайности – отсутствие одной гайки могло стать роковым. В верхнем мире не найдешь ни металл ни напильника, чтобы выточить пустяковую деталь. Морлоки, безусловно, понимали в технике лучше элоев: в этом я убедился, обнаружив машину времени в гараже Белого Сфинкса, добросовестно смазанную – и видимо, разобранную и собранную по частям – вряд ли только они догадывались о ее предназначении. Но если что, вступать в переговоры с этими слепыми червями ради того, чтобы разжиться деталями, у меня охоты не было.
Я отыскал свой фотоаппарат, Кодак, и осмотрел его. Камера была новой, заряженной сотней негативов в рамках на бумажной полоске, упакованная в сверток. Чертовски дорогая штука – она мне обошлась в двадцать пять долларов во время поездки в Нью-Йорк. Но если удастся отснять эти кадры, каждая картинка из будущего по цене не уступит шедевру мировой живописи.
Ну, что ж, похоже, все готово. Отданы последние распоряжения покорной мисс Уотчет: ни в коем случае не переставлять мебель в мастерской – чтобы по возвращении мне не пришлось бы столкнуться с каким- нибудь шкафом. Она участливо кивала, слушая, хотя бедная мисс Уотчет наверняка не имела понятия, куда я собрался. Эта добрая и покладистая женщина, доверчивая и невозмутимая, только бросила взгляд на мой рюкзак и подняла бровь. Затем она удалилась в мою комнату и вернулась с запасными носками и нижним бельем и… – тут я был готов расцеловать ее! – с моей трубкой, набором для ее чистки и табаком в коробке. Все это было взято с каминной полки.
Итак, полностью экипированный, я отправился в будущее.
С рюкзаком на плече и Кодаком под мышкой я прошел в лабораторию, которую поначалу опрометчиво назвал мастерской (обычно так я называл ее во время изготовления машины времени). Там она меня и ждала. У курительной комнаты я остановился: оказывается, у меня был гость. Это был один из нашей компании – Писатель, о котором я уже упоминал. Он стоял в центре комнаты в новом, с иголочки, костюме, с образцово завязанным галстуком и ждал с явным нетерпением – об этом говорила его нервная жестикуляция. Я снова вспомнил, с каким трогательным вниманием он прислушивался к моему рассказу. Вероятно, не ошибусь, если скажу, что в глазах его сиял восторг, а не плохо скрываемая ирония – как у остальных собеседников.
Я был рад видеть его, и признателен за этот визит. Он явно не считал меня чудаком и фантазером, как, возможно, некоторые, когда я рассказывал о своих приключениях в будущем. Невольно рассмеявшись, я дружески протянул ему локоть, так как руки были заняты.
– У меня срочное минутное дело, – сказал я. – Через полчаса все обсудим.
Он странно посмотрел на меня: в голубых глазах светилось почти отчаяние.
– Так это все правда, и не мистификация – насчет вашего путешествия?
– Совершенная правда. Никаких розыгрышей, – ответил я, выдержав его пристальный взгляд.
Это был невысокий коренастый молодой человек. С несколько выпяченной нижней губой, широким и высоким лбом, пышными бакенбардами и чуть оттопыренными ушами. Ему было лет двадцать пять – возраст, в котором все подвергают сомнению, но в котором, знаю по собственному опыту, период ученичества еще не окончен и пытливый ум ищет все новых авторитетов и подтверждений собственным сомнениям в жизни. Я был старше двумя десятками лет – и что я мог сказать ему? Разве что волосы его тоже стали заметно редеть. В движениях были энергия и порывистость – чем-то он напоминал снегиря – такой же нахохлившийся и розовощекий. Однако это был не румянец здоровья – я знал, что он страдает чахоткой, после удара футбольным мячом, полученного на игре: тогда он учительствовал в Уэльсе, в какой- то Богом забытой школе. А сегодня эти голубые глаза, несмотря на усталость, были полны понимания и сочувствия.
Мой друг служил учителем, давал частные уроки. К тому же он относился к той же породе людей, что и я – то есть, был неисправимым мечтателем. Во время обеденных четвергов в Ричмонде он принимал участие в наших совместных дискуссиях с Психологом, Ученым и прочими, в том числе с Очень Молодым Человеком, о будущем и прошлом, делился свежими впечатлениями о теории Дарвина и прочем. Он грезил о совершенстве человеческой расы – и думаю, сердцем верил в истинность моей теории времени. А, значит, признавал за путешествиями во времени право на реальность.
