Лицо Харлена исказилось.
– Вздумал меня за нос водить?!
– Повежливее, Харлен.
Харлен махнул рукой:
– Слушай, я не собираюсь с тобой пререкаться. Мне требуется одно: чтобы ты сделал свое дело и достал мне компромат на эту змею.
– А на что ваш ставленник Дэйв?
– Он-то здесь при чем?
– Я так понял, что наш новоявленный Казанова собирается вас чем-то порадовать, – язвительно сказал Сойер.
Харлена бросило в краску.
– Он хотя бы старается, чего не могу сказать о тебе.
Сойер снова пожал плечами.
Харлен продолжал наливаться кровью.
– Между тем дело не чисто. Энджи рассказала Дэйву, что Кейт была чем-то ужасно расстроена и уехала из города.
– Впервые слышу.
– Так не зевай! Ты забыл, что я тебе деньги плачу?
– Теперь уже нет.
Харлен был озадачен.
– Это в каком же смысле?
– Я больше на вас не работаю. Чтобы вам было яснее: я выхожу из игры.
– Ты этого не сделаешь! – взорвался Харлен.
– Я уже это сделал.
Харлен выпятил грудь.
– Нет, сынок, этому не бывать. Мы оба знаем, что твой бизнес на девяносто процентов принадлежит мне.
– Раньше так и было, но с тех пор многое изменилось.
Харлену чуть не стало дурно, но он не подал виду.
– Что за вздор?!
– Проверьте. Пока вы были озабочены тем, как обвести покупателей вокруг пальца, я занимался делом. – Сойер замолчал, оперся кулаком на стол Харлена и наклонился вперед, так что их глаза оказались на одном уровне. – Но и в том случае, если бы вы были моим единственным клиентом, вы бы меня все равно не удержали. Я выхожу из игры.
Можно было подумать, что Харлен получил удар в солнечное сплетение. Он схватился за сердце, а глаза переполнились ненавистью.
– У тебя ничего не выйдет! Я тебе не позволю так со мнои поступить!
Сойер смерил его презрительным взглядом и молча направился к дверям.
– Я тебя в порошок сотру, слышишь?
Сойер обернулся:
– Мне плевать.
– А ну стой! Кому сказано! – орал Харлен.
– Будем надеяться, что Кейт поджарит тебе задницу на суде.
Сойер хлопнул дверью. Харлен тяжело рухнул в кресло и уронил голову на грудь.
Вывеска мотеля, подвешенная за один угол, чудом держалась на куске проволоки. Однако на ней все еще читалось название: «Тенистая дубрава». Кейт сжала руль и представила себе, что берет нож и пронзает Томаса в самое сердце, как в фильме ужасов.
Надо было выйти из машины, но Кейт опасалась, что не устоит на ногах. Она долго боролась с болью и отчаянием, которые привели ее сюда.
С тех пор как ей стала известна судьба дочери, она жила как в тумане. С головой уйдя в работу, она старалась отгородиться от тягостных мыслей.
Хуже всего было по ночам. Стоило ей переступить порог своего дома, как боль вонзала в нее когти и к ночи сжимала все сильнее.
Ее первым побуждением было поехать в пансионат, повидать Эмбер и убедиться, что на самом деле все не так, как ей было сказано. Но ее душа была так изранена, что для этого решительного шага уже не осталось сил.
Сейчас ей необходимо было куда-нибудь уехать, побыть одной, чтобы решить, что делать с Эмбер и что делать без Сойера. Такая возможность неожиданно представилась: заболел адвокат подсудимого, и дело
