движения заставляли громче звучать то те, то другие побрякушки.
Композитор хорошо чувствовал воздействие музыки на человека. Одурманивающий ритм, необычный деревянный бубен, обтянутый плотной кожей, с пустотелыми бугорками-резонаторами по окружности, колотушка из рога оленя, покрытая мехом, металлические и костяные подвески на бубне и костюме шамана порождали такое сочетание звуков, что слушатели погружались в гипнотический транс и подчинялись воле лесного музыканта.
Человек в оленьих шкурах не жалел себя. Темп нарастал, ритм учащался, низкий голос заметно вибрировал, движения становились импульсивнее. В один из моментов, после неистового вращения на одной ноге, шаман резко оборвал пение, изобразил с помощью бубна стук копыт, передернулся и загоготал, искусно имитируя лошадиное ржание. Его тело расслабилось, колотушка мягко ударяла по бубну, одухотворенное лицо смотрело в ночное небо.
– Учитель прибыл. Его дух во мне, – отстраненно сообщил шаман. – Спрашивайте.
Собравшиеся отреагировали дружным вздохом удивления.
– Когда будет дождь? – осторожно поинтересовался кто-то из толпы.
Шаман, закатив глаза, раскачивался на одном месте. С его губ срывались слова потустороннего голоса:
– Небо заплачет. Я вижу тучи. Они идут сюда с севера. Они появятся через два дня. Их чрево насыщено водой. Дождь будет долгим. Трава насытится, кусты набухнут, земля промокнет. Животные спрячутся в норы. Пламя потеряет силу и умрет. Огонь уйдет к звездам вместе с дымом.
Люди одобрительно загудели. Марк припомнил, что все эти дни он ощущал запах гари и слышал треск огня, съедающего лесные деревья, а хозяйка его дома тревожно бурчала о небесной каре.
Шаман вновь перешел на обычный голос.
– Учитель слушает нас. Что еще спросить?
– Когда появится мой избранник? – торопливо выдохнула женщина, сыпавшая ягоды в огонь. Всполохи костра освещали ее прямой нос, пухлые губы и две косички, лежащие горизонтально на большой груди. Темные азиатские глаза слезились от дыма.
– Сегодня, – голосом Учителя ответил шаман.
– Сегодня? Раньше ты говорил – скоро.
– Сегодня, – уверенно повторил шаман.
Марку показалось, что лесной колдун сам удивился услышанному ответу. Он замер, опустил бубен и через минуту самым обыденным голосом устало произнес:
– Учитель покинул меня. Всё.
Народ стал подниматься и деловито прощаться с шаманом:
– Спасибо, Удаган. Хорошую новость ты принес.
– Будем ждать дождь.
– Земля истосковалась по влаге. До завтра.
Все разошлись. Осунувшийся шаман удалился в чум. У костра осталась женщина, задавшая вопрос. Она огляделась, подняла горящую палку и решительно шагнула в темноту. Композитор отделился от ствола дерева, за которым наблюдал ритуальное действо, и вышел в освещенный круг.
– Ты кто? – без испуга, с одним лишь любопытством спросила женщина. Она оказалась довольно крупной девушкой, с развитой грудью и широкими плечами. Палку она держала в вытянутой руке, стремясь рассмотреть незнакомца.
– Я Марк.
– А я Тана. Ты тот, кто три дня назад приехал в нашу деревню?
– Да.
– Слышала. – Тана стянула на шею платок, откинула косы за спину, удивленно моргнула. Из-под коротких густых ресниц жгуче блеснули жаркие звездочки зрачков.
– Я тоже хотел послушать, – решил объяснить свое появление на поляне Марк.
– Кого?
– Вот это: 'Бум, бум'. Мне понравилось.
Оба помолчали. Марк прислушивался, Тана присматривалась.
– Ночная земля тепло забирает. Идем к костру. – Девушка вернулась в центр поляны, нисколько не сомневаясь, что гость пойдет за ней, пихнула палку в тлеющие угли. Над костром взметнулся сноп искр. Она развела руки в стороны. – Я здесь с отцом живу. Он шаман.
– У него интересный бубен.
– Ему Учитель сделал. Из дерева, которое сожгла молния. Давно. Я еще не родилась.
– Учитель – это…
– Прежний шаман. Теперь отец вызывает его дух, и говорит с ним. Ведь с небес всё видно.
– И слышно.
– Конечно.
Марк припомнил, как шаман голосом изобразил прискакавшего разгоряченного коня. Он вытянул шею и в точности повторил ржание.
– У вас лошади так кричат?
– Да.
– А рысаки на ипподроме только фыркают. Вот так.
Композитор зафырчал как недовольный конь. Девушка прыснула в кулак. Из чума вышел удивленный шаман. Он переоделся и стал похож на уставшего пожилого мужика, лучшие годы которого уже позади. Сгорбившийся седой шаман Удаган с интересом рассматривал странного гостя.
– Тебе, мил человек, кобылиц в пору заманивать, – похвалил Удаган, хитро сощурился и неожиданно спросил: – А медведя можешь показать?
– Не слышал. Я из города.
– И то верно. А в наших лесах медведи водились.
– Покажи, отец, – попросила девушка.
– Тана, ты уже не маленькая.
– Покажи, пусть Марк послушает. Ему надо знать о лесных опасностях.
– Марк, говоришь. Ну, пусть знает.
Мужик принял грозную позу медведя, стоящего на задних лапах, и зарычал. Звуки ему давались тяжело, мышцы лица и груди напряглись, но рычанию явно не хватало внутренней звериной мощи. Когда отец закончил, восторженная Тана спросила Марка:
– Страшно?
Марк равнодушно пожал плечами.
– Я слышал, как воют волки.
Композитор, сидевший у костра, откинулся на землю, распластал руки и, без видимых усилий, завыл так, что Тана и Удаган невольно отпрянули от него. На их похолодевших спинах зашевелились волоски, тела сжались от спазм страха, оба пугливо озирались. Им казалось, что где-то рядом воет на луну стая голодных злых волков. А Марк лишь прилежно воспроизводил звуки, которые слышал в зимнем лесу во время войны, после продолжительной бомбежки.
Молодой человек взял последнюю высокую ноту и замолчал. Удаган уважительно смотрел на гостя. Опытный шаман, разменявший седьмой десяток, в последние годы не раз задавал себе вопрос: кому он передаст уникальные знания, с кем поделится секретами мастерства, для кого изготовит бубен шамана? Ведь одна из его главных обязанностей: воспитать Ученика, чтобы самому стать Учителем.
Дочь для этого не подходила. Сельские парни уезжали в города, мало кого интересовали теперь традиции предков. Над ворожбой шамана многие открыто посмеивались, отшельническое жилище Удаган обходили стороной. Его слушатели старели вместе с ним. Из-за ремесла отца и на дочь Тану никто не обращал внимания. До тридцати годов баба в девках досидела. И вот сегодня во время комлания Учитель пообещал ей избранника.
Удаган посмотрел на вздымающуюся от частых вздохов грудь дочери и почесал жидкую клиновидную бородку. Дочь давно взрослая, свято верит словам Учителя, сама разберется, решил он.
– Ты, мил человек, хоть и не местный, а сможешь стать мастером, – честно заявил старик. – Но про то
