Татьяна прильнула ко мне, пальцы вцепились в поясницу, я видел провалы ноздрей задранного носика и узкие прорези глаз:
– Она ведьма! Ты разве этого еще не понял?
В небе сверкнула молния, и сразу же раскатился гром. Я молчал. Воронина отпустила скомканную рубашку, снисходительно улыбнулась:
– Действуй, Шерлок Холмс. Я понимаю, как тебе плохо, сама была в такой ситуации, мною тоже пользовались. Но скоро чары ее рухнут, тогда, если пожелаешь, я смогу тебя утешить.
Ее ладонь бесцеремонно сжала мне ширинку. Я отстранился. Татьяна подхватила платок и вернулась к Калинину. Сквозь кусты звучал ее уверенный голос:
– Гражданка Русинова, вот очередная улика. Ваш платок найден на месте выстрела. Что скажете? Опять молчите. Бесполезно.
Я засек время и побежал между деревьями к служебному входу в домик. Вот ступеньки, за спиной хлопнула дверь, я остановился только посередине гостиной. Шестнадцать секунд показывали стрелки. Я передвигался безо всякой конспирации, поэтому примем этот результат как минимально возможное время, достаточное, чтобы преступник незаметно вернулся в дом.
Теперь предстояло оценить время с того момента, как я услышал выстрел, до того, как увидел Татьяну и Вадима. Я вернулся задом. Вот здесь меня застал звук выстрела. Две-три секунды скинем на растерянность. Потом я быстро пошел. Так, шесть секунд – и я около веранды. Вадим уже высовывался из окна, Воронина выбежала в следующую секунду. Получается десять секунд. Как ни крути, а они не могли выстрелить и вернуться в дом. Ирина во время выстрела сидела на веранде. А где была Светлана? Ведь она появилась позже всех, уже около раненого.
На поляну перед домом вышла женщина с медицинским чемоданчиком и в накинутом на плечи белом халате, недовольно представилась:
– Я врач, из санатория.
– Одна? – удивился я.
– А вам что, бригаду подавай? У нас не больница, и ночь на дворе! Только я и медсестра дежурим. Да и она куда-то запропастилась. – Она зевнула, прикрыв рот ладонью, огляделась: – Где?
Я указал, но она уже и сама услышала сдавленный стон и устремилась на звук.
– Ой, господи! Какой кошмар! Как же это? – послышался ее голос.
– Не скулите! – оборвала Воронина. – Осмотрите рану и сообщите степень тяжести.
– А я что делаю! – огрызнулась врач. – Начальнички нашлись. Лучше посветите сюда.
Я подошел к Светлане, тронул за рукав:
– Где вы находились во время выстрела? Бдительный Вадим пытался заслонить жену:
– А тебе какое дело?
– Это нужно для следствия.
– Ишь ты, неугомонный! – вмещалась Воронина. – Ну ладно. Светлана Евтимова, сообщите, где вы были в тот момент, когда прозвучал выстрел?
– В туалете. Мне было плохо. Меня тошнило.
– А-а, это ваш хрип я слышала, – кивнула Воронина. – Вы были на втором этаже?
– Да.
– С чего вдруг поплохело? Вина перебрала?
– Из-за нервов, наверное. После того случая, в кабинете Юрия Борисовича, я все время боялась отравления. Ведь я тоже могла случайно выпить кофе из той чашки. Муж принес специальный армейский комплект против отравлений. У друзей достал. Я его с собой всегда носила и сюда взяла. У меня вдруг голова закружилась, я вспомнила про вино.
Последняя бутылка была очень кислая. Я сразу в туалет. Там и услышала какой-то хлопок. А потом попросила мужа сделать укол. Я очень отравлений боюсь.
– Не будет больше отравлений, – заверила Воронина. Она посмотрела на Русинову, наблюдавшую, как врач оказывает помощь Калинину. – Отлеталась наша птичка. Ждет ее крепкая клетка.
Женя подняла тревожный взгляд:
– Я? Я не стреляла.
– Пой, пой, моя птаха. А коньячок отравленный в твоей квартире? А труп Воробьева? А платочек на месте выстрела?
– Я не стреляла.
– Да и потерпевший на тебя указал. – Татьяна равнодушно махнула рукой, поймала ищущий взгляд Калинина. – Юрий Борисович, вы говорить можете? Чей голос вы слышали? Кто вас звал? Кто стрелял из кустов? Имя?
Калинин часто и мелко дышал, лоб покрылся испариной, зрачки тяжело двигались на неподвижном лице. Наконец он остановил взгляд на Русиновой. Рука приподнялась, губы прошептали:
– Женя.
– Что, Юра?
– Женя… зачем ты…
Он не договорил. Врач как-то задела рану, Калинин дернулся и прикрыл глаза от боли и усталости.
– Лучше молчите, – приказала врач, метнула взгляд на Воронину: – И вы не лезьте с расспросами.
– Он назвал ее! – довольная Татьяна ткнула пальцем в Русинову. – Все слышали? Я раскрыла это дело!
– Подождите! – Я вспомнил запах пороха около брошенного ружья. Так же должно пахнуть от рук стрелявшего. – Покажите ваши руки! Каждый.
– Ты что опять удумал, Заколов? – Воронина поморщилась, словно увидела назойливую муху.
Не обращая на следователя внимания, я схватил кисти рук Светланы, повертел их перед носом и даже понюхал. Отчетливый запах мыла, и больше ничего. Так же я проверил руки Ирины и Вадима. Чисто. Я подошел к Ворониной:
– Покажи.
– Зачем тебе это надо?
– Порох. Запах пороха.
– А-а, ну смотри. – Татьяна игриво накрыла ладонью мой нос. – Нюхай, песик, нюхай. А хочешь, лизни. И эту попробуй. Кобелек молодой.
Она подставила вторую руку. Я перехватил ладонь, тщательно рассмотрел и даже заглянул между пальцев. Никаких следов пороха, как и у других. Все руки хранили легкий запах шашлыка. Все, кроме рук Светланы. Я метнулся к ней?!
– Она успела помыть их! Она выстрелила, убежала в дом и вымыла руки. Про тошноту – это вранье!
– А ну, отцепись! – вмешался Вадим. – Ты чего лезешь к ней!
– Это сделала она, больше некому! – отчаянно кричал я.
– Заколов, остынь! – рявкнула Татьяна. – Ты забыл обнюхать еще одну подозреваемую.
Палец указывал на Евгению. Я качнулся в ее сторону, словно на меня накатила дремавшая волна опьянения. Женя все так же сидела на коленях на голой земле, подмяв чистое платье. Я шлепнулся рядом. Узкие, безумно красивые кисти рук с длинными прямыми пальцами оказались в моих ладонях. По коже пробежала невесомая дрожь, тело еще помнило острые ноготки в диком порыве страсти. На меня смотрели утомленные глаза уставшей девочки. Еще совсем недавно сквозь полуприкрытые ресницы я видел в них искры возбуждения. Сейчас все накрыл мертвый холод.
Когда мы расстались около бани, Женя растворилась в лесу. Она хотела подойти к дому с другой стороны от тропинки, то есть как раз со стороны служебного входа. Ей здесь все знакомо, она могла быстро оказаться в доме и взять ружье. Она умела стрелять и наверняка знала, где хранятся патроны. На ее голос Калинин пошел бы не задумываясь.
Чу! Чу! Какие дьявольские мысли закопошились в голове. Прочь! Женя не делала этого!
Я развернул ее руки ладошками вверх. На левой руке блеснул жирный след. Я провел пальцем. Масло. Машинное масло! «Ружье всегда смазано. Дожидается сезона», говорил Калинин. Я поднял правую ладошку и вдохнул через нее воздух. Запах пороха щекотнул в носу.
Руки безвольно опустились. Наши колени касались друг друга. Я поднял глаза вверх вдоль стройной
