добиться результата, рассыпались в прах. Он тратил уйму времени на бесплодные исследования, пытался обсуждать с Даниным свои предложения, но тот игнорировал назойливого студента. Практичный Феликс Базилевич с благословения академика оформил две полноценные статьи на основе идей, высказанных в докладе Данина. Они вышли в соавторстве: Базилевич, Данин. По алфавиту фамилия Феликса стояла первой.
Так повелось и в дальнейшем. Константин был полностью погружен в работу. Его привлекал сам процесс исследования и тот всплеск эйфории, который он получал, достигнув результата. Ради этого удивительного ни с чем не сравнимого мгновения, когда после долгих трудов его вдруг осеняет блистательное решение трудной задачи, и темный дворец, хранивший математическую тайну, озаряется пышным светом и дарит победителю гармоничную красоту выверенных форм, Константин отказался от всех бытовых радостей. Он почти не замечал красивую жену, был равнодушен к пище и развлечениям, избегал веселых компаний.
Разрозненные записи решений передавались Феликсу. Тот разбирал беглый почерк друга, заполнял пустоты необходимыми связями, добавлял вывод и заключение – в результате рождалась очередная крепкая статья для математического журнала. Если требовалось выступить на конференции, за это тоже брался Базилевич. Он умел уложиться в регламент, уважительно упомянуть труды начальства и придать должный вес результатам. Работы неизменно издавались в соавторстве. Маститые доктора наук и академики высоко оценивали достижения молодых ученых. Из двух приятелей Базилевич всегда был на виду. Ему и приписывали основную заслугу.
Только Татьяна Архангельская знала истинное положение дел. Она видела, с какой жадностью Феликс хватается за каждый листок, написанный Константином, с каким выражением лица он вглядывается в его небрежные каракули. Он просил передавать ему хотя бы на время всё, что муж напишет дома. Феликс Базилевич был хорошим математиком, но отнюдь не гением. Он мог развить идеи Константина, получить некоторые побочные результаты и, самое главное, эффектно оформить их. Константин, несомненно, был талантливее, а Феликс прагматичнее. И Татьяна всё чаще задумывалась: не поспешила ли она, выйдя замуж за гениального Данина? Кто из двоих перспективнее в реальной жизни?
Константин предпочитал уединяться, избегал любых компаний, а вести беседу мог только о математике. Он, как и прежде, часами сидел в полной тишине с выключенным светом. Но дня ему было мало. Порой, просыпаясь среди ночи, Татьяна с беспокойством замечала его открытый взор, устремленный в никуда. Она просила его заснуть. Он покорно сжимал ресницы, однако ей казалось, что он все равно не спит, а смотрит в темноту под веками.
Утром он мог надеть плащ, но забыть обуться и уйти на работу в тапочках. Ей приходилось следить за его одеждой, напоминать о бритье и необходимости посетить парикмахерскую.
Бывали дни, когда возбужденный Константин часами исписывал листок за листком, забывая поесть и побриться. Если к нему обращались, он отвечал поверхностно, невпопад, и в этот момент его глаза смотрели внутрь, в бездонные глубины собственного мира формул и логических связей. Выдав очередной результат, он на время становился самым счастливым человеком на Земле. Татьяна чувствовала его настроение, но не разделяла его счастья.
Через два года после начала работы в институте математики Данин и Базилевич защитили кандидатские диссертации. Для этого Феликсу пришлось искусственно разделить совместные статьи на две темы. Они переплетались и дополняли друг друга, и Ученый совет рассмотрел их работы в один день. Обе защиты прошли успешно.
Татьяна искренне радовалась, она даже пригласила на защиту школьную учительницу математики Валентину Ипполитовну Вишневскую. Потом был совместный банкет. Константин мучился от ресторанного гвалта, и с его женой танцевал Феликс.
Крепко, по-мужски, сжимая стройную фигуру Татьяны, Феликс поздравлял себя с завершением первого этапа научной карьеры. А для следующего ему понадобятся хорошие связи. Например, такие, какие имеются у отца Татьяны Архангельской.
Но чтобы ими воспользоваться в полной мере, она должна стать его женой.
Уверенная рука Базилевича спустилась ниже женской талии, пальцы сжались. Татьяна вздрогнула, но не отстранилась. В ее больших влажных глазах Феликс увидел гремучую бабью тоску и глубоко запрятанное вожделение.
37
Ефим Здановский терял терпение перед закрытой дверью квартиры учительницы. Устав пререкаться и давить на звонок, он схватился за ручку и со всей силы затряс дверь. Вишневской показалось, что взбешенный математик-неудачник готов идти на пролом. Слабая рука женщины легла на дрожащую цепочку, последнюю преграду, разделяющую их.
Безумцу не удастся прорваться к ней силой, решила Валентина Ипполитовна. Чтобы этого не случилось, она сняла цепочку и сама открыла замок.
Разъяренный Здановский оттолкнул женщину и вошел в прихожую. За его спиной хлопнула входная дверь. Из оскаленного рта вылетали угрозы:
– Да, я не люблю Данина. Мне не за что его любить! Он отнял мои результаты! Он разрушил мой труд! Мимоходом, совершенно не заметив этого. Его придирки во время докладов, его едкие замечания… Как они меня раздражали. Я терпеть его не мог и был рад, что его выгнали из института!
– Константин сам ушел.
– Нет, его выгнали! Он всем мешал! Всем трудягам, таким, как я, которые годами работают над результатом. Своими неординарными идеями он мог принизить значение любого открытия. Рядом с подобным выскочкой никто не хотел работать!
– Допустим. А зачем же…
– Мне не нужны его рукописи! Теперь, когда его нет в институте, я сам всего достигну.
– Да, конечно…
– И в вашу квартиру я не залезал! И в его тоже!
– Я знаю. Вы извините, это метод такой.
– Какой еще метод?
– Выключателя и лампочки. Я щелкнула, но уже отключила. Вы хоть и нагрелись, но по другой причине.
– Что вы несете?
– Это так… Мой личный метод.
– Вы сумасшедшая!
– Да-да. Полностью с вами согласна. Забудьте всё, что я вам наговорила, и возвращайтесь домой. Больше я вас не потревожу.
– А милиция? Вы угрожали милицией. Там служат бестолковые. Им невозможно ничего объяснить!
– Зато мне вы всё хорошо объяснили. Я вас ни в чем не виню. Не будет никакой милиции.
– Вы уверены?
– Конечно. Ефим Аркадьевич, простите меня. Я пошутила.
Вишневская сжала плечи и беспомощно развела руки. Хмурый Здановский пробурчал невнятное ругательство и приоткрыл дверь.
– Больше не звоните мне, – мрачно предупредил он и вышел. С лестничной клетки слышалось его ворчание: – Кругом одни идиоты.
Валентина Ипполитовна, наконец, смогла перевести дух. Она вспомнила, как вчерашний грабитель, выскочив из ее комнаты, зыркнул в ее сторону. Было темно. Лицо непрошенного гостя скрывал капюшон. Она успела заметить только подбородок, но этого достаточно.
Подбородок был гладким. Без бороды!
Ефима Здановского можно не принимать во внимание.
Первый 'выключатель' сработал вхолостую.
