котором лежала вся ответственность, по-прежнему оставался старший в роде Бурбонов — Луи I Бурбон, принц де Конде. Ему принц Наваррский должен был, по требованию матери, присягнуть на верность и служить, как писала Жанна д’Альбре, «словно родному отцу».
Карл IX предпринял еще одну попытку образумить своего кузена и друга детства, но безуспешно — жребий был брошен. Под разговоры о судьбе французского протестантизма и общественном благе Генрих ввязался в войну против своего короля, который был вынужден реагировать на собирание сил мятежников. Ордонансом от 25 сентября исповедание протестантской религии было запрещено, протестантским проповедникам предписывалось в двухнедельный срок покинуть места своего служения, а королевские чиновники-протестанты лишались должностей. Что же касается Жанны д’Альбре, то король распорядился считать ее пленницей мятежников, вплоть до своего «освобождения» лишавшейся всех наследственных владений. Парламент Бордо, исключительно католический по составу, одобрил это решение, после чего было направлено войско для оккупации Наварры и Беарна.
Номинальный вождь
Королевские репрессии, похоже, не слишком обеспокоили Генриха Наваррского. Дни, проведенные в Ла-Рошели, оказались для него счастливой порой. Не надо было с утра до вечера зубрить сухую и мертвую теорию и вести бои с воображаемым противником — рядом был и ежеминутно угрожал реальный враг. Принца окружали не учителя и педанты-проповедники, а мужественные воины, готовые вступить в бой за родину и веру. Генрих любил проводить время, осматривая внешние оборонительные сооружения, городские укрепления, стены, плотины и дамбы. И опять не обошлось без происшествия, хотя и опасного для жизни, однако в итоге принесшего ему больше пользы, нежели вреда. Как-то раз в штормовую погоду проходя по самой кромке причала, Генрих поскользнулся на мокрой от морского прибоя каменной плите и был унесен волной в море, откуда не сумел бы выбраться, не подоспей ему на помощь находившийся поблизости моряк. Принц, пребывавший в бессознательном состоянии, был вытащен на берег и быстро приведен в чувство. Всё происшедшее казалось чудом, откровением, свидетельствовавшим о том, что принца Наваррского оберегает сам Бог. Всевышний еще долго будет хранить его в самых невероятных ситуациях (что это, если не чудо?), пока Генрих не исполнит свое земное предназначение, и если все знают, как звали того, кто оборвал нить его судьбы, то справедливости ради надо назвать и его спасителя: бравый морской капитан Жакоб Лардо.
Тем временем формировалось войско протестантов под командованием Колиньи и Конде. Поначалу удача сопутствовала им: были взяты города Партне, Ниор, Мель, Сен-Мексан, Ангулем, Понс и Бле. Конде получил важное стратегическое преимущество, захватив все города Сентонжа и удерживая в своих руках территорию между Ангулемом, Ниором и Атлантикой. Принц Наваррский если и не был непосредственным участником боевых действий, то по крайней мере присутствовал при них, начиная с осады Ангулема. Армия католиков концентрировалась в Шательро под командованием герцога Анжуйского, которого его брат Карл IX назначил генеральным наместником королевства, на должность, остававшуюся вакантной после гибели Антуана Бурбона. Герцог Анжуйский, будущий король Генрих III, которого с легкой руки Дюма-отца обычно изображают изнеженным, аморальным и склонным к половым извращениям, оказался неплохим полководцем. Обе армии насчитывали примерно по 30 тысяч человек, однако протестанты ожидали еще подкрепления из Германии под командованием Вильгельма Оранского, заслужившего благодаря своей способности утопить в потоке цветистых фраз смысл любого высказывания прозвище Молчаливый, его брата Людвига Нассауского и герцога Цвайбрюккенского. Величайшая драма Религиозных войн во Франции в том и состояла, что каждая из противоборствующих сторон получала помощь из-за границы от своих единоверцев.
Цель гугенотов была проста: двинуться в северном направлении на соединение с германскими наемниками. Соответственно, целью королевской армии было не позволить им осуществить этот план, перекрыв намеченный путь, что вылилось в течение ноября в серию мелких, ничего не решавших стычек. Той и другой стороной время было потеряно попусту. Правда, один раз, близ Лудена, дело едва не дошло до генерального сражения, в котором протестанты, вполне вероятно, могли одержать победу и повернуть ход событий к собственной выгоде. Легенда (едва ли так было на самом деле) повествует о том, что юный Генрих Наваррский предлагал гугенотам навязать бой противнику, нерешительность которого, по его мнению, объясняется слабостью: «Если бы герцог Анжуйский чувствовал себя достаточно сильным, он не преминул бы атаковать нас. Выступим же без промедления, впереди нас ждет верная победа». Однако опытные полководцы Конде и Колиньи не хотели считаться с мнением пятнадцатилетнего юнца, возможно, совершив свою самую большую, непоправимую ошибку. Наступление ранней и необычайно холодной зимы вынудило противников отложить военные действия до весны. Гугеноты сделали это тем охотнее, что прибытие подкрепления из Германии задерживалось. Они намеревались отвести свои войска к югу, чтобы осуществить там намеченное соединение с немецкими наемниками.
В начале марта 1569 года гугеноты, так и не дождавшись помощи от своих немецких союзников, решили начинать кампанию, опираясь на собственные силы и рассчитывая на эффект внезапности, однако герцог Анжуйский, своевременно извещенный своими лазутчиками, опередил их. Совершив обходной маневр, он 13 марта при Жарнаке ударил во фланг войска Колиньи. Единственное, что смог сделать в этой ситуации прославленный полководец гугенотов, это спасти бoльшую часть своей армии от полного разгрома, осуществив организованный отход, но и то благодаря тому, что на помощь пришел Конде, стремительно атаковавший арьергард противника. Спасая других, он поплатился собственной жизнью: будучи тяжело раненным, он хотел по законам честной войны сдаться в плен, но по логике братоубийственной гражданской бойни был вероломно убит. Капитан лейб-гвардии герцога Анжуйского Монтескью (история сохранила имя и этого «героя») в упор застрелил из пистолета беспомощного Конде, как полагают, по личному распоряжению своего повелителя. Пригодился давний совет герцога Альбы. Таково было знамение времени: пуля, выпущенная рукой католика, убила гугенота Конде, а протестант в свое время убил его брата-католика Антуана Бурбона.
Столь трагическое происшествие не могло не затронуть еще не очерствевшую душу юного Генриха Наваррского, однако нет достоверных сведений о том, как он реагировал на это. Зато миф о славном короле Генрихе IV содержит эпизод совершенно в духе античной литературной традиции. «Настоящий беарнец» будто бы изрек: «На месте Конде я поступил бы точно так же, но на месте Колиньи никогда не принял бы этой жертвы».
Что бесспорно достоверно, так это решающая перемена в судьбе принца Наваррского: отныне он формально стал главой французских протестантов, тогда как Колиньи оставался главным стратегом и продолжал осуществлять непосредственное командование войсками. Генрих был обязан следовать указаниям Колиньи и ограничиваться лишь подписанием представляемых ему приказов и депеш. После поражения при Жарнаке гугеноты пребывали в растерянности, однако Жанна д’Альбре сумела приободрить их как словом, так и собственным примером. Она пожертвовала даже фамильными драгоценностями и частью наследственных владений ради восстановления боеспособности армии. Представляя единоверцам и соратникам своего сына в качестве предводителя, она не забывала и о юном принце Конде, осиротевшем после героической гибели его отца: принцу отныне отводилась роль заместителя своего кузена. Подбодренный матерью, Генрих Наваррский взял на себя новую миссию и торжественно перед войском поклялся своей душой, честью и жизнью всегда служить делу Реформации. Примечательно, что в тот трудный для гугенотов 1569 год на первые роли во Франции выдвинулись четыре Генриха, коим было уготовано трагическое завершение земного поприща: у католиков — герцог Генрих Гиз, который будет убит в Блуа, и Генрих, герцог Анжуйский, который станет королем Генрихом III и погибнет от кинжала Клемана; у протестантов — Генрих, принц Наваррский, который станет королем Генрихом IV и падет от кинжала Равальяка, и Генрих, принц Конде, который будет отравлен, как полагали, собственной женой.
Выдвижение принца Наваррского на передний план нашло, в частности, отражение в резком увеличении объема официальной переписки, осуществлявшейся если не им лично, то от его имени (саркастический тон стиля Жанны д’Альбре угадывается безошибочно). Отныне он запрашивает помощи воинскими контингентами и деньгами у своих союзников — курфюрста Саксонского и королевы Елизаветы
