Дети Больших родителей — особая статья общественного интереса: если они живы и могут что-либо добавить — пусть даже какой-нибудь малосущественный штришок к уже, казалось бы, хорошо известному портрету своего выдающегося родителя — это всегда ценно. Правда, тут существует опасность, о которой очень хорошо знал И. В. Сталин, когда отмечал, что самые плохие свидетели — очевидцы. Как правило, после смерти Больших Родителей, в обществе возникает в той или иной степени некое мифотворчество, и вот тут очень важно, чтобы родные дети не оказались в роли самых заурядных мифотворцев, чтобы прежде всего они бережно и трепетно отнеслись к памяти самого близкого им человека, соблюдая хотя бы элементарно принципы историзма и чувство меры, не давая волю личным обидам, амбициям или фантазиям.
Вот пример. О самом Большом Родителе — И. В. Сталине много написала его дочь, Светлана Сталина-Аллилуева, в своё время, вопреки воле брата Василия отказавшаяся (может, под давлением Хрущёва, либо созданной им морально-психологической атмосферы нетерпимости к самому имени И. В. Сталина) от фамилии отца в пользу фамилии матери. К сожалению, наряду с ценными воспоминаниями, есть в них немало моментов, которые не могут считаться достоверными, носят характер глубокого субъективизма, хотя для многих, и, прежде всего зарубежных буржуазных советологов-сталиноведов С. Аллилуева считается непререкаемым авторитетом — как же, родная дочь И. В. Сталина, сама видела (или подсмотрела) сама слышала (или подслушала), кое-что домыслила или переосмыслила пост-фактум, нередко спустя многие годы. Даже такой неординарный момент, как смерть Иосифа Виссарионовича, когда, казалось бы, должна была врезаться в память каждая мелочь, имеет несколько версий, в числе которых и версия дочери — вот уж воистину сказано: самые плохие свидетели — очевидцы.
Моральная травля самой Светланы, организованная Хрущёвым, началась в феврале 1956 года, то есть сразу же после ХХ съезда, когда по его иезуитскому поручению Микоян прислал за дочерью Сталина машину, которая доставила Светлану к дому Анастаса Ивановича, где ей был вручён для ознакомления «секретный доклад» Хрущёва и где она провела за чтением этого, как мы теперь абсолютно точно знаем, клеветнического «документа», несколько часов.
А через пару дней её с иезуитским садизмом принудили присутствовать на собрании в Институте мировой литературы, где обсуждали при стечении народа этот самый пресловутый «документ» и поносили её отца. Конечно же, присутствовавшие знали, что в зале находится дочь И. В. Сталина, они перешёптывались, указывали на неё глазами, но тем не менее страсти своей не умерили.
И всё же вряд ли можно сравнить её бурную, полную неординарных событий судьбу с трагической участью её брата Василия, тридцатидвухлетнего генерал-лейтенанта, бывшего командующего авиацией Московского военного округа, которого арестовали спустя буквально полтора месяца после смерти отца, лишив всех званий и наград, продержали под следствием более двух лет в камере-одиночке и, в конце концов, по сфабрикованному ложному обвинению посадили на долгие восемь лет во Владимирскую тюрьму.
Что расправа с сыном И. В. Сталина — дело рук исключительно Хрущёва, говорит тот факт, что после расстрела Берия, были выпущены из тюрем и лагерей все «его» жертвы. Однако продолжал сидеть Василий Сталин, которого (ну чем не иезуитский приём?) допрашивал в День Победы 9 мая 1953 года по распоряжению Хрущёва генерал-лейтенант Влодзимирский, расстрелянный в связи с «делом Берия» 23 декабря того же года по обвинению в злоупотреблении служебным положением и фальсификации уголовных дел. В протоколе допроса от 9 мая Василий категорически отметает обвинение: «Расхищения государственных средств и казённого имущества в целях личного обогащения я не совершал и виновным себя признать не могу».
Но вот уже после ареста Влодзимирского новый хрущёвский министр внутренних дел С. Н. Круглов в письме в Кремль повторяет слово в слово вздор о том, что в процессе следствия арестованный Сталин В. И. «признал себя виновным в том, что он систематически допускал незаконное расходование, разбазаривание казённого имущества и государственных средств. А также использовал служебное положение в целях личного обогащения».
Правда, ниже он приводит подлинную причину ареста Василия Сталина: «Допускал враждебные выпады и антисоветские клеветнические высказывания в отношении руководителей КПСС и Советского государства, а также высказывал намерение установить связь с иностранными корреспондентами с целью дать интервью о своём положении после кончины Сталина И. В.».
В «Письмах к другу» дочь Сталина пишет, что увидев отца мёртвым, Василий сразу же высказал свою догадку, слух о которой прокатился по Москве: отца отравили. Это утверждение он повторял и позже, в самых разных компаниях. Понятно, что соучастникам антисталинского заговора не оставалось ничего иного, как только изолировать опасного Василия на долгие годы, и, в конце концов, когда Хрущёву удалось выбить из игры всех своих политических конкурентов, ликвидировать и сына Сталина — Василия.
Бывший сотрудник Владимирской тюрьмы А. С. Малинин вспоминал, как появился в этом учреждении Василий Сталин: «Его привезли поздно ночью, я тогда был на дежурстве. Одет он был в летнюю кожаную куртку, худощавый такой, с усиками. Мы уже знали, что он будет числиться по тюремному делу как «Васильев Василий Петрович»: таким было пожелание Кремля (читай — Хрущёва).
Через месяц его перевели в третий корпус на третий этаж, в угловую камеру. Там он и отбывал весь срок — до осени 1959 года, когда его опять увезли в Лефортово. Официально от всех скрывали, что это сын Сталина, но почти все мы это знали и звали его просто Василий. Раза два он болел, нога у него сохла, с палочкой ходил, лежал в нашем лазарете… Ничего плохого про него сказать не могу. Вёл себя спокойно, корректно, и мы относились к нему так же. Помню, вызывает меня начальник тюрьмы: «У твоей жены сегодня день рождения, возьми и передай поздравления». Дают мне корзину, а в ней 35 алых роз.
Я сначала не понял, с чего это такая забота о моей жене. А потом выяснилось: 24 марта Василию исполнилось в тюрьме 35 лет, ему передали корзину цветов, а он в камеру нести их отказался. «Завянут быстро, — говорит, — без света. Отдайте кому-нибудь из женщин». Жена моя до сих пор этот букет забыть не может. Таких цветов ей в жизни никто никогда не дарил».
Василий Сталин неоднократно писал высшему руководству страны, и, в частности, Хрущёву. Но ответа ни на одно из них не приходило. Вот выдержки из письма от 10 апреля 1958 года: «Никита Сергеевич! Сегодня слушал Вас по радио из Дворца спорта и опять пишу Вам. Знаю, что надоел, но что же мне делать, но что же мне делать, Никита Сергеевич?!
Я смотрю на действительных врагов, — они легко переносят заключение, гордятся им. Силы им даёт ненависть. Но какая у меня может быть ненависть и к кому? Буду откровенен до конца, Никита Сергеевич! Бывали и бывают моменты, когда и ругаю в душе Вас. Потому что невозможно не ругнуться, глядя на четыре стены, глазок и беспросветность своего существования со всеми этими зачётами, работой, содержанием и т. д. Ведь по всем законам 4 февраля 1958 года я должен был быть дома… Берёт злость, дикая злость, Никита Сергеевич, на того, кто Вам представил меня в таком виде, что Вы соглашаетесь, даже сверх срока, держать меня в тюрьме, ибо я «враг».
Ну, как мне убедить Вас в обратном?!»
Приведя это письмо полностью, Н. Зенькович вопрошает: «Читал ли
Н. С. Хрущёв это послание? Читал. Никому не ведомо, какие чувства он при этом испытывал. Злорадство? Удовлетворённость? Если верна версия о том, что Сталин не пощадил его сына Леонида, прося за которого Хрущёв едва ли не на коленях ползал перед ним, то, наверное можно допустить и чувство мести».
О том, как новый хозяин Кремля расправился с сыном И. В. Сталина, лучше всего расскажут два документа, направленные на имя Хрущёва Генпрокурором СССР Руденко и председателем Комитета госбезопасности Шелепиным 7-го апреля 1961 г. и почти через год, 19 марта 1962 г., новым председателем КГБ — Семичастным. Оба послания — под грифом «Совершенно секретно».
28 апреля 1961 года подлежит освобождению из тюрьмы в связи с отбытием наказания Сталин В. И.
За период пребывания в местах заключения В. И. Сталин не исправился, ведёт себя вызывающе, злобно, требует для себя особых привилегий, которыми он пользовался при жизни отца.
На предложение, сделанное ему о том, чтобы после освобождения из тюрьмы выехать на постоянное
