1925 г. уже отличился в Марокко, при Сиди-Белькасеме, Месгитене, Баб-Морудже и Тизрутине». За доблесть в боях во время Сирийской кампании 4-му эскадрону 1-го иностранного кавалерийского полка командование вручило Военный Крест Внешних оперативных театров с двумя пальмовыми ветвями и ливанскую медаль «Заслуги» 1- го класса, прикрепленных тогда же к его знамени.[378] Но надо сказать и о том, о чем не говорили открыто — о карательных операциях, в которых непосредственное участие принимали легионеры. Еще в начальный период Сирийского восстания французским командованием был опубликован и распространен следующий призыв к местному населению: «Страшная кара постигнет тех, кто последует за Эль-Атрашем, пусть они не ждут пощады, их селения будут сожжены, их имущество — конфисковано», и они сами поплатятся кровью за восстание.[379] И это были не пустые слова. На ноябрь 1925 г. в ходе Сирийской кампании силами французов только в области Джебель Друз было разрушено более 80 селений из 120.[380] В конце апреля 1926 г. легионеры, в том числе и русские, участвовали в карательной экспедиции во 2-ю столицу сирийского сопротивления — оазис Гута, а в мае того же года участвовали в карательных экспедициях по деревням Джебель Друз.[381] В сентябре 1926 г. французы и легионеры понесли тяжелые потери, когда друзы в очередной раз нанесли им поражение в Джебель Друз. По данным французской прессы, французскими ранеными были забиты все госпитали. [382] Из-за неравенства сил восстания в Сирии и Марокко были подавлены превосходящими повстанцев войсками Испании и Франции, в которых особую роль сыграли иностранные легионы. Но эти войны непосредственно отразились на событиях в Европе, а точнее, на развитии франко-германских отношений во время эскалации Рурского вопроса. Неожиданная уступчивость Франции в этом вопросе в пользу Германии была вызвана тем, что французам пришлось вывозить в восставшие колонии оккупационные войска из Рура из-за того, что имевшимися силами справиться с повстанцами было невозможно. С другой стороны, этот факт привел к тому, что французы решили еще больше развернуть по численности Иностранный легион, который бы мог самостоятельно или с применением небольших регулярных сил справиться с новыми возможными восстаниями. Окончание Рифской и Сирийской кампаний совпало с массовым увольнением тысяч русских легионеров. Они уже к декабрю 1925 г. вышли на разные эмигрантские организации, в том числе на объединенный Совет Дона, Кубани и Терека с запросами о том, какие документы нужно достать и что сделать, чтобы после увольнения устроиться на работу во Франции. Их заверили, что бояться им нечего, т. к. военный министр Франции установил новый порядок для иностранцев, оканчивавших службу. Теперь ушедших из Легиона людей снабжали документами. Тех, кто желал уехать во Францию, снабжали средствами за казенный счет и переправляли без визы в Марсель. Во Франции на местах их устройством занималось уже министерство труда. [383] Однако, как покажут некоторые из нижеизложенных документов, желание утроиться во Франции на работу не всегда совпадало с действительностью: Франции больше нужны были тогда дешевые солдаты, чем рабочие. Одним из наиболее известных русских сержантов Легиона, прошедших Рифскую кампанию, был бывший белый офицер Конради. Повздорив с французским офицером, который его ударил, тот не остался в долгу и был за это разжалован. После выхода из Легиона, в 1927 г., он убил в Польше одного из главных палачей царской семьи, Войкова.
Русские легионеры в конце 1920-х-1930-х гг
Чтобы понять, какой была в то время служба во Французском иностранном легионе, следует дать выдержку из статьи простого русского легионера, имеющей характерное название: «Вы — солдаты смерти, и я вас посылаю туда, где смерть», опубликованной в белогвардейском журнале «Часовой» за 1931 г. и посвященной столетнему юбилею Легиона: «…Сто долгих лет — сто лет завоеваний… Пройдены в походах сотни тысяч километров, пролиты реки крови, в 60-градусную жару, в леденящий холод идут босые и голодные, окруженные во сто крат сильнейшим врагом… Кровью легионеров орошены земли Европы, Америки, Азии, Африки. Всюду, где требуется хладнокровие, выдержка, храбрость и жертвенность — иностранный легион идет впереди… Сто лет и ни одной минуты передышки. Разбит враг в одном месте — маленькая передышка, и снова «мешок на спину» и туда, где враг еще силен, где он грозит и наступает. И подчас в схватках грудь о грудь остается от батальона лишь 2–3 десятка покрытых ранами, искалеченных легионеров, в предсмертном бреду… Оторванные от всего света, в дикой Африке, на передовых постах — там, где начинается неизвестное, первобытное царство непокоренных племен, сохранивших добиблейскую культуру и нравы и не двинувшихся в своем развитии со времен Карфагена, где властвует жестокий закон: «смерть побежденному», там легионеры могут рассчитывать только на себя и на соратников, ибо у «тех» пощады нет. Тяжелая обстановка быта и жизни легионера, постоянные передвижения, где все — лопату, винтовку, патроны, провиант, воду, одежду, — все переносится на собственных плечах, передвижения происходят в неизвестных местах, где на каждом шагу ожидает пуля араба, все это выковывает тип легионера, презирающего самую жизнь, во имя данного Франции слова «службу нести честно…». Не удивительно, почему к 1931 г. во Французском иностранном легионе осталось не более 2 тысяч русских легионеров. По другим данным, их численность не позволяла укомплектовать даже батальон — те, кто выжил в ходе кровопролитных боев, в большинстве своем подписывать новые контракты на продолжение службы отказались… В распоряжении историков осталось не так много документов по истории русских во Французском иностранном легионе. Е. Недзельский, знавший лично многих легионеров, свидетельствует, что в первой половине 1920-х гг. русские здесь издавали собственные легионерские журналы. По крайней мере, их выпуск был налажен во 2-м иностранном полку в городе Саида, в Алжире. Однако они, к сожалению, не сохранились.[384] В то же время данные французского командования показывают, что русские тогда составляли 6 % от всего состава легионеров, [385] что приблизительно равнялось 1500 человек. Так или иначе, но все источники отмечают, что большая часть служивших ранее во Французском Иностранном Легионе русских после 5 лет службы в 1926– 1927 гг. оттуда ушла. В то же время, по данным французского командования, по числу занимаемых офицерских должностей в Легионе русские на протяжении всего межвоенного периода 1919–1939 гг. неизменно лидировали среди других национальностей. Но связь между теми, кто остался в Легионе и кто уехал оттуда, оставалась. Так, группа легионеров-казаков в 1933 г. прислала казакам-студентам приветствие из далекой африканской пустыни.[386] На 1933 г. среди «французских легионеров» широко были известны имена многих русских офицеров только 1-го иностранного кавалерийского полка. Среди них надо отметить лейтенантов Владимира Бутягина, Владимира Сергеевича Канивальского, бывшего подполковника 2-го лейб-гусарского Павлоградского полка, Владимира Мануиловича Соломирского, бывшего штаб-ротмистра лейб-гвардии конно-гренадерского полка, Николая Александровича Румянцева, Николая Макеева, Бориса Ростиславовича Хрещатицкого, бывшего колчаковского генерала; грузин, родившихся в Российской империи, — Вано Вачнадзе и Александра Джинджерадзе.[387] Из видных русских военных Легион также прошел генерал Корганов, награжденный за свою службу орденом Почетного легиона.[388] Тяжесть жизни русских во Французском легионе была обусловлена и тем, что здесь почти не было книг, журналов и газет на русском языке. Для русского человека, почти не способного жить без чтения, это было настоящей мукой. Кое-что удавалось доставать от редких друзей, перебравшихся в Европу, но этого не хватало. К сожалению, русская белоэмиграция, сама находившаяся в большинстве случаев в тяжелейшем положении, почти не вспоминала о своих братьях в легионах. Правда, с 1922 г. кое-какие организации стали присылать туда свои книги, что значительно облегчило жизнь легионерам. Одной из них стал «Всероссийский Союз городов», организация из представителей земств, которая отсылала русским легионерам в Марокко книги со своего Сытинского книжного склада за счет выручки от продажи книг.[389] Несмотря на это русские эмигрантские организации были завалены мольбами русских легионеров. На момент начала Второй мировой войны многие русские продолжали служить во Французском иностранном легионе, а многие вступили в него, когда Германия объявила войну Франции, как это сделал казачий поэт Туроверов. На 1939 г. из «старых русских легионеров» здесь продолжали службу многие из тех, кто свое офицерское звание получил еще в 1920-х гг., например, капитан Джинджерадзе, командовавший нестроевым эскадроном, который включал в себя штаб и разные вспомогательные службы, лейтенант Румянцев. Здесь
