берегу пристали только на следующее утро. На берегу нас встретил какой-то сержант, за которым нужно было куда-то идти. Я наотрез отказался следовать за ним, заявив, что мне от них больше ничего не нужно. Бумаги мои были в порядке, и сержант нашел возможным отпустить меня. Я быстрыми шагами отошел от парохода и только после того, как смешался с константинопольской толпой, почувствовал себя снова свободным человеком после 22-двухмесячного рабства. Конец. Эраст Гиацинтов». Следует отметить, что, судя по легионерскому удостоверению Гиацинтова, контракт был им подписан В января l92l г. Уволен из рядов Легиона он был 25 октября l922 г. По его собственным воспоминаниям, относящимся к началу 1970-х гг., перед записью в Легион он долго беседовал об этом с начальником лагеря русских беженцев, ротмистром Александровским, его товарищем по Николаевскому курсу. «Он отговаривал меня от окончательной записи в Легион, говорил всякие ужасы о Легионе, но мое решение было твердым. Я надеялся на то, что смогу продолжить военную карьеру, которой я посвятил свою жизнь». Он же немного дополнил свои воспоминания о жизни русских в Легионе. Одной из «выдающихся» сцен, описанных им, было шествие русских волонтеров в Легион для погрузки на корабль, когда их вели так, как преступников. «Шла, можно сказать, толпа оборванцев, т. к. износились мы вдребезги, и когда вошли в город, то юнкера грянули песню Беранже: «Я оскорбил офицера — должно меня расстрелять!» Это произвело большое впечатление на всех жителей Константинополя, и на тротуарах стояла густая толпа провожающих. Много было русских, которые махали нам на прощание платками». Нижеизложенный документ — отрывок из официального документа «Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920–1921 гг.», позволяет понять отношение командования белой армии Врангеля к записи во Французский иностранный легион и выявить дополнительные подробности в этом отношении. Из этого источника видно, что белое командование во главе с Врангелем пыталось всеми силами спасти русских от трагического шага по записи в Легион. Кроме того, здесь же приводятся официальные документы Франции, позволяющие судить об ее отношении к русским. Это издание было выпущено в 1924 г. в Белграде, в Сербии, в основу которого легли воспоминания командного состава штаба Донского казачьего корпуса. Источник печатается с сокращениями. Использованы страницы: 25, 32, 40, 50, 54, 70–72, 86, 89–91, 105, 106. После многонедельного, томительного нахождения в лагерях, при очень скудном снабжении французами и неопределенности, а также из-за постоянного ухудшения их отношения к белогвардейцам начались побеги русских. Дело в том, что дальше они отказывались их вообще чем-либо снабжать и требовали, чтобы они или уезжали крестьянами в Бразилию, другим вариантом была отправка на верную смерть, как оказалось позднее, в Советскую Россию, или запись в легионеры. Доходило до прямых столкновений казаков с французами, когда последние по своему усмотрению решили насильно перевезти часть первых в другие лагеря, в т. ч. Лемносский и Советскую Россию. «Бежать из лагерей решались сравнительно немногие. Только люди смелые, готовые ко всяким случайностям, решались на бегство. Большинство выжидали, и настроение их вылилось естественным путем при записях и отправках в Бразилию, Совдепию и Французский иностранный легион. Если подробно говорить об этих записях, то надо отметить, что количество уехавших в Совдепию и записавшихся в Иностранный легион стояло в прямой зависимости от условий жизни в лагере. Чем они были тяжелее, тем больше уезжали и записывались в легионеры. Челенгир здесь стоял на 1-м месте… Казаки в эти дни забывали свои обыденные хлопоты, собирались кучками и на все лады обсуждали: ехать или не ехать, записываться или не записываться… Запись в Легион была сорвана. Снова повесили французы ящики для желающих это сделать, но казаки не так охотно это делали… Первая запись в Иностранный легион не прошла. Ушли туда только несколько офицеров из Технического полка… Дело в том, что о службе у французов подробности были неизвестны. Она была связана с условием 3- или 5-годичного срока, и поэтому уходили к ним больше от голода… Настроение казаков было учтено французами, вероятно, тогда уже решившими распылить армию. Снова была объявлена запись во Французский иностранный легион. По условиям записи, в Легион могли быть приняты все иностранцы, без различия национальности, в возрасте от 18 до 40 лет. От них требовалась физическая годность, свидетельствуемая при поступлении, и рост не ниже 1 метра и 55 сантиметров. При поступлении в легионеры заключался обязательный контракт на 5 лет. Поступавшие туда получали пособие в 500 франков, уплачиваемое в 2 срока; 1-я половина — при поступлении на службу и 2-я половина — 4 месяца спустя. Основное жалованье выдавалось на общем основании — для солдат французской армии — около 100 франков в месяц. После 5 лет службы контракт может быть возобновлен с пособием в 200 франков в год для легионера и 300 — для унтер-офицера. По условиям этой записи, из армии должны были уйти наиболее боеспособные солдаты и казаки, поэтому белое командование, в целях сохранения армии, со своей стороны, установило условия выхода из армии для записи в Легион. Было указано, что записываться в Легион могут только невоеннообязанные, т. е. перечисленные в разряд беженцев по возрасту, болезням или другим причинам[448] или имеющие право на такое перечисление из военнообязанных. Причем только те из них могут записываться в Легион, пребывание которых в частях армии по их нравственным качествам признавалось начальниками частей нежелательным. Кроме того, начальникам было вменено в обязанность разъяснять казакам, что, связанные 5-летним контрактом, они не могут рассчитывать на возвращение домой раньше чем через 5 лет, что, находясь на службе под иностранными законами, кое-кто, естественно, лишится права на земельный пай в станице, и что не исключена возможность того, что легионерам в конце концов придется принять французское подданство, и что срок пребывания в Легионе, наверное, будет больше 5 лет, т. к. французы широко применяют систему штрафов, удлиняющих срок службы. Итак, с другой стороны, по условиям белого командования, в Легион могли поступать только лица, негодные к военной службе физически или по своим нравственным качествам. Тогда французы, через голову начальников, стали непосредственно обращаться к казакам. Было объявлено, что записываться в Легион могут непосредственно во французском штабе, около которого в большом числе развешивались условия приема в Легион с соблазнительным описанием службы. Записываться можно было в Легион не только помимо начальников, но даже и вопреки их приказаниям и распоряжениям. При этом казакам в самом безнадежном виде описывалось положение белой армии. Сообщались им также извращенные сведения о Совдепии. Кроме того, им внушалось, что от армии им больше ждать нечего, деваться — некуда, и что самый разумный выход — это запись в Иностранный легион. Желающие служить в Легионе находились, причем, что было особенно печально, записывались туда люди молодые, полные сил, которые могли бы быть весьма полезны в дальнейшей борьбе с большевиками. Последнее обстоятельство заставило главнокомандующего генерала Врангеля снестись с французами о временном приостановлении записи в Легион, хотя бы до окончания переформирования белой армии. Как бы в ответ на это генерал- губернатор Лемноса Бруссо в приказе от 20 декабря 1920 г. за № 25 говорил: «По предложению французского правительства, по которому русским воинам разрешается поступать в Иностранный легион, записалось около 200 человек. Эти лица после медицинского освидетельствования, если они будут признаны годными, со следующим пароходом будут отправлены в Константинополь по 100 человек. Однако генерал Врангель просит меня принять соответствующие меры для прекращения записи до тех пор, пока не будет установлен окончательный состав русских формирований. С завтрашнего дня, 21 декабря, ни одна запись не будет приниматься до тех пор, пока я не прикажу возобновить ее. Пускай казаки и офицеры, желающие поступить в Легион, потерпят, разрешение записи только отсрочено, тем более что события еще могут позволить возобновленной Русской армии снова начать борьбу за свободу своей Родины, что каждый должен делать». Но это были только слова. На самом деле запись продолжалась своим чередом. Если она и прекращалась, то лишь на несколько дней, но не больше, что прошло совершенно незаметно. Записывались казаки, записывались юнкера, записывались даже офицеры. Думали: лишь бы только вырваться с острова, из лагеря, а там — будь, что будет. Сколько записалось в Легион — не установлено. Цифру поступивших в Легион могло дать только французское командование, т. к. записывались и в Константинополе, и в других беженских лагерях и даже еще на пароходах, прямо по прибытии на константинопольский рейд. На острове же Лемнос и по лагерям Донского корпуса записавшихся было больше 1 тысячи человек, причем запись эта непрерывно продолжалась вплоть до последнего дня пребывания в лагерях. При этом многие проделывали такую комбинацию. Заведомо зная свою непригодность к военной службе, много раз раненные, искалеченные люди записывались в Легион с целью вырваться с острова или из лагеря, ехали в Константинополь. Их там свидетельствовали и, конечно, признавали негодными к поступлению на легионную службу, после чего вновь отправляли в какой-нибудь лагерь, но уже лучший, в окрестностях Константинополя. По вполне понятным причинам французы таковым симпатизировали. В результате — лучший лагерь и некоторое разнообразие при переезде, в хороших, относительно, условиях, при сносном питании. Но это удавалось лишь немногим… В общих вопросах по управлению войсками, охране лагерей и
Вы читаете Иностранный легион
