стих, но скоро обнаружилось, что биение волн о береговые скалы производило не менее неприятный глухой шум, очень напоминающий шушуканье на дальних партах класса — шушуканье тем более раздражающее, что его очень трудно локализовать и еще труднее устранить. Сидящие на соснах птицы кричали скрипуче, как несмазанные ржавые петли, и все вокруг раздражало меня, как может только раздражать ясный солнечный день на острове Линдо.
Но вот со стороны пристани, фыркая и разбрызгивая пену, показалась целая армада красных и синих моторок. В них сидела молодежь: подростки должны были опускать в море бутылки и отмечать попадания.
— Черт побери, как не хватает. Кристера! Без него пропадает весь интерес. Победа достанется мне слишком легко.
Встав на колени между двумя ольхами, Хюго Маттсон опустил на землю охапку ружей и коробочки с патронами, и скоро вокруг него столпилось и загалдело все наше общество. Колебания были отброшены, их заменило чувство приподнятого ожидания. Даже Сигне задорно и громко заговорила об углах ведения огня и об отдаче. Напряженной и нервной оставалась только Барбру Бюлинд. Министр юстиции авторитетным тоном объяснил собравшимся, что все ружья одинаково хороши и собственноручно им пристреляны, хотя тут же сказал, что оставляет за собой право первым выбрать ружье, чем вызвал многочисленные язвительные колкости в свой адрес, которые, немало тем поразив нас; он выдержал с хладнокровным смирением.
— Я всегда пользовался вот этим, оно для меня счастливое. И Беата поступала точно так же, она всегда приносила с собой свое собственное ружье и говорила, что оно единственное, из которого она попадает. Вам, адъюнкт, тоже ружье? Может, попробуете в первый раз, а? В такой прекрасный день? Нет? Ах да, я и забыл, что в нынешней школе запрещают пользоваться даже палкой!
Столь же стойко отказалась вооружаться и Ева Идберг.
— Ни за что на свете! Оно точно такое же, как то, что лежало на диване у фру Юлленстедт.
Министр юстиции быстро прекратил ее неуместную болтовню, Магнус выдал нам с Евой по маленькому биноклю, выловив их из своих мешковатых брюк, и, снабженные этим знаком отличия отказников, мы отправились со стульчиками на естественную террасу, откуда открывался прекрасный обзор на сектор стрельбы.
Стрелки залегли примерно метрах в пяти друг от друга, образуя собой ломаную, бегущую параллельно берегу линию. Крайним справа полулежал, положив ложе ружья на стул, Магнус. Слева от него за ольхой виднелся министр юстиции, а потом шли Стеллан Линден, Барбру Бюлинд, Сигне и, наконец, прямо подо мной на крайнем левом фланге, как и положено социал-демократу, стоял на одном колене Министр.
Обслуживающий персонал на лодках уже опустил в море наполовину заполненные водой бутылки в связках по три штуки. На каждого стрелка на берегу приходилась одна лодка с находящимся в ней экипажем. Цель появлялась на воде в виде прыгающих горлышек, и я понял, что попасть в них с расстояния примерно двадцати метров дело непростое.
— Вы помните правила? — Хюго Маттсон поднялся со своего места. — Каждый стрелок должен утопить свои три бутылки как можно быстрее. Сколько вы сделаете выстрелов, не имеет значения. Мальчики в лодках следят за временем. Если кто-нибудь из них взмахнет красным флажком, вся стрельба немедленно прекращается: к сожалению, до сих пор за отстрел аборигенов нам ничего не платят! Соревнование, как обычно, проходит в три круга: сначала стреляем по бутылкам из-под пива, потом — по винным бутылкам, и наконец — по бутылкам из-под шампанского. Напоминаю, что, как и всегда, занявший первое место получает двенадцать больших бутылок шампанского, которое отдает в наше распоряжение (наверное, конфисковав его у таможенников) Министр.
Сияя кричащими красками, моторные лодки, пока он говорил, удалились из сектора обстрела и собрались стайкой слева неподалеку от берега. Вдали у пристани дрейфовал только один синий пластиковый катер с работающим вхолостую мотором. Он был готов сорваться с места и удалить из опасной зоны любого, кто проплывал мимо.
— Приготовиться! Внимание! Огонь! — выкрикнул министр юстиции, и тут началось.
Более-менее согласованно прозвучал первый залп. Когда я сфокусировал бинокль, дымка в окулярах рассеялась и контуры предметов приобрели резкость, поверхность моря стремительно рванулась ко мне. Даже самый первый поверхностный взгляд обнаруживал: никто из стрелявших пока еще не попал в цель, и бутылки по-прежнему стайками по трое, словно непуганые выводки водоплавающей птицы, подпрыгивали на волнах. Потом пошла более рассеянная стрельба, и, кроме лязгания затворов, до нас стали доноситься выразительные ругательства, разгоряченные крики и, мало-помалу, удовлетворенные возгласы. Пробудился охотничий инстинкт, и старуху Беату забыли. Хотя, думал я, если ее убийца и в самом деле находится среди тех, кто стреляет там, впереди, он, перезаряжая свое ружье, конечно, прекрасно помнит ту полутемную гостиную и тот свой точный выстрел...
Через пять минут экипаж лодки, обслуживавший министра юстиции, просигналил: все три его бутылки потоплены! Короткое время спустя довольно крепкие и смачные выражения со стороны Стеллана Линдена вкупе со взмахами рук с его лодки обозначили — он добился того же. Хюго Маттсон выскочил из-за своей ольхи и побежал мелкими шажками за линией огневого рубежа, раздавая стрелкам едкие замечания и, по- видимому, малодоброжелательные советы.
Через десять минут был дан отбой. Стрелки, не умудрившиеся утопить свои бутылки, поднесенные волнами совсем близко к берегу, были признаны руководителем стрельбы (министром юстиции) абсолютно безнадежными. Насколько я мог судить по результатам первого круга, хуже всех стреляли Барбру Бюлинд и Министр, и не намного лучше стреляла Сигне. Обслуживающий персонал в лодках, выловивший непотопленную дичь, на все лады хулил неудачников. Особенно досталось Министру: комментарии, отпускаемые в его адрес, смутили даже такого закаленного в политической купели моржа, как он. Хюго Маттсон слушал все это с открытым ртом и молча наслаждался, как наслаждаются обычно игрой знаменитого маэстро.
Потом в воду опустили винные бутылки, на этот раз немного подальше, стрелки снова установили свои ружья на сиденья стульев, и министр юстиции отдал приказ открыть огонь.
В этот миг справа из-за мыса вынырнула моторная лодка. Ее светлый корпус блестел на солнце и разбрызгивал валы белой пены. Водитель стоял за рулём в треплющейся на ветру белой рубахе с длинным рукавом. Я поднял бинокль к глазам, хотя и так уже знал, что в лодке стоит профессор Хаммарстрем. Когда он выключил мотор, нос моторки, погасив белую пену, осел в воде, и маленький синий сторожевой катер, поспешно рванувшийся к ней от пристани, повернул обратно. Предоставленная волнам, открытая лодка профессора медленно дрейфовала в нашу сторону носом вперед. Впрочем, никакой опасности она не создавала, потому что неизбежно уткнулась бы в берег задолго до того, как достигла сектора стрельбы. Кристер Хаммарстрем, ладошкой защищая глаза от солнца, выискивал взглядом маленькие горлышки бутылок, левая его рука опиралась о ветрозащитный козырек. Я видел его в бинокль так же ясно, как видишь сидящего напротив тебя за столом человека, и до сих пор помню, как бросилась мне в глаза белизна его рубашки.
Я перевел бинокль на воду прямо передо мной. У министра юстиции оставалось на поверхности только одно бутылочное горлышко, у других стрелков — по два и по три. Неожиданно выстрелы участились, почти слившись в один короткий отливающий жестким блеском звук.
Бинокль заскользил вдоль ряда пляшущих, омываемых водой бутылочных горлышек, и вновь остановился на лодке.
Она по-прежнему спокойно и солидно качалась на залитой солнцем поверхности моря.
С той только разницей, что теперь в ней не стоял никто.
Стоя рядом со мной, Ева Идберг беспрерывно и пронзительно кричала. Боковым зрением я видел, как поднялся на пластмассовом катере подросток и яростно, почти истерически замахал красным флагом. А в бинокль, который я не отрывал от глаз, я видел, как из-за ветрозащитного козырька медленно поднялся профессор, лицо его кривилось от боли, словно было обожжено раскаленным мелом. К левому боку профессора прилипала рубашка, и кровь, казалось, хлестала из нее все новыми и новыми волнами. Я почувствовал, как к горлу подступает тошнота, и опустил бинокль.
