мне мои солдаты, – о происшедшем между мной и женой весь полк узнал в ту же минуту, когда сменились обруганные мной часовые.
Проходя мимо двери в нашу спальню, я протянул было руку и тотчас же покачал головой, дивясь собственной глупости. Но, к моему удивлению, ручка повернулась. Открыв дверь, я вошел в комнату. Маран сидела у окна спиной ко мне, кутаясь в черную шелковую шаль.
– Могу я войти? – учтиво поинтересовался я.
– Будьте любезны, проходите.
Закрыв за собой дверь, я остался молча стоять на месте, не зная, как себя вести.
– Дамастес, – вдруг сказала Маран, – я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю.
– Мы не должны ссориться.
– Нет.
– Только не из-за глупой картины, которую все равно бы не довезли целой до Никеи.
Я ответил не сразу. Маран прекрасно понимала, что мы повздорили совсем не из-за этого. Я хотел ее поправить, но потом передумал.
– Ты права, не стоит ругаться из-за таких пустяков, – согласился я. – Извини меня.
– И ты меня тоже прости. Я всю ночь глаз не сомкнула.
– И я тоже совсем не спал, – сказал я, практически не солгав.
Маран поднялась с места, роняя шаль на пол.
– Дамастес, возьми меня прямо сейчас. Быть может, мне станет легче, и я забуду о... о разных вещах.
Не дожидаясь ответа, она подошла ко мне и начала медленно раздевать. Оставшись совсем обнаженным, я подхватил ее на руки и отнес к кровати.
Маран была возбуждена гораздо больше меня. Даже когда я проник в ее чрево, какая-то частица моего рассудка продолжала гадать, не следовало ли мне ответить по-другому, настоять на том, чтобы обсудить истинную причину вчерашней стычки. У меня мелькнула мысль о том, что между нами существует стена по имени Аграмонте, год от года становящаяся все выше и толще. Но, отмахнувшись от этой мысли как от совершенной глупости, я полностью отдался утехам любви.
Через два дня прибыл Кутулу со своими людьми. Их сопровождали гусары 10-го полка, закаленные в боях на границе солдаты. Было странно и забавно наблюдать, с какой заботой они охраняли своих подопечных.
Кутулу с момента нашей последней встречи практически не изменился: маленький человечек, у которого от волос остался лишь жиденький полумесяц, окружающий сверкающую лысину. Но у него был тот же цепкий проницательный взгляд полицейского, прекрасно помнящего лица всех преступников и прочих людей, с кем ему приходилось иметь дело. В остальном во внешности Кутулу не было ничего примечательного, и в толпе на него никто не обратил бы внимания, что, как я уже успел узнать, было основным достоинством тайного агента.
Теперь Кутулу был руководителем разветвленной шпионской сети империи и обладал огромной властью. Если кто-то осмеливался дурно отзываться об императоре, его действиях или намерениях, этого человека навещали агенты полиции и делали предостережение. Как правило, этого оказывалось достаточно, но все же находились глупцы, продолжающие критиковать Тенедоса. Они представали перед тайным трибуналом по обвинению в «поведении, враждебном интересам империи», и получали наказание: от нескольких дней до нескольких лет тюремного заключения. Специально для этой цели были возведены две тюрьмы, обе в самом сердце дельты реки Латаны. Из уст в уста передавались жуткие истории о том, что в них творилось.
В личном подчинении Кутулу находилось почти столько же человек, сколько во всей полиции Никеи, хотя точное их число было никому не известно, поскольку они не носили формы и не отчитывались ни перед кем, кроме своего начальника. Среди них были и бывшие преступники, и честные горожане, и даже представители высших слоев общества.
За глаза Кутулу именовали «Змеей, Которая Никогда Не Спит», и, хотя я находил несколько странным называть змеем тихого маленького человечка с беспокойным взглядом, начальник тайной полиции столь рьяно служил своему императору, что, возможно, у него действительно не оставалось времени на сон. Но если Кутулу когда-нибудь все же и ложился в кровать, то исключительно один. Насколько мне было известно, у него не было никакой личной жизни.
С собой Кутулу привез семьдесят пять человек, как мужчин, так и женщин. Про некоторых можно было сразу же сказать, что это служители закона; но большинство ничем не отличались от обычных крестьян и ремесленников, бродяг и проституток. Многие закутались в плащи и низко опустили капюшоны, желая скрыть свои лица. Кто-то ехал верхом, но в основном люди передвигались в закрытых повозках. В массе своей уроженцы городов, они радовались, вернувшись под защиту городских стен, покинув открытые просторы, грозящие неведомыми опасностями.
Я приготовил жилье для Кутулу и его людей в своем крыле замка, напротив казарм, где разместились уланы.
– Хорошо, – одобрительно заметил повелитель шпионов. – Поскольку мимо твоих часовых каллианцы не пройдут, мои агенты могут надеяться, что сохранят свое инкогнито. Но мне также будут нужны комнаты в подземелье, доступ в которые будет закрыт для всех, за исключением моих людей. Еще мне понадобятся помещения для хранения моих архивов, которые будут охраняться круглосуточно.
И наконец, существует ли способ тайно входить и выходить из замка?
Я о таком не знал, а если бы и узнал, то приказал бы немедленно заложить его кирпичами.
– Жаль, – вздохнул Кутулу. – Было бы очень неплохо иметь какой-нибудь крысиный лаз для моих терьеров, чтобы они могли незамеченными покидать замок в любое время дня и ночи. А уж крыс они наловят, можешь не сомневаться.
