которого все считали мертвым, вернулся и пытается возвратить себе трон. У Товиети теперь появилась одна важнейшая цель: остановить его, а вернее, покончить с ним. Я выслушала их и повиновалась. Уехав вместе с ними, я стала помогать им как волшебница и как советница – в тех случаях, когда мне казалось, что что-то делается не так, неправильно понимается или не принимается во внимание. Я всегда помнила о своей молодости и учитывала то, что старшие не любят прислушиваться к словам людей моего возраста, и потому выбрала спокойную, мягкую, неназойливую манеру поведения – единственный способ, при помощи которого я могла рассчитывать на то, что с моими идеями будут считаться.
Полагаю, что это мне удалось, поскольку меня слушали и относились ко мне с определенным уважением. А порой, в особенно напряженных ситуациях, когда не оставалось времени для тонкостей, я командовала прямо-таки как армейский офицер.
Но люди все равно слушались меня и выполняли мои распоряжения. Иногда мне бывает интересно, почему я не стала наглой и бесцеремонной, не сосредоточилась на себе. Возможно, трагедия моего детства, когда я из замка высокородных вельмож попала прямиком в тюремную камеру, ребенком оказалась лицом к лицу с угрозой насилия и даже худшей участи, сохранила меня, помогла мне реально оценивать свои возможности.
А потом наш агент, один из высоких чиновников Великого Совета, сообщил, что Совет намерен выпустить тебя из тюрьмы и сделать генералом своей армии. Каким-то образом правительство узнало, что твои настроения изменились и что ты больше не марионетка в руках Тенедоса.
Поначалу мы решили, что тебя необходимо убить, потому что ты почти столь же опасен, как сам император, несмотря даже на то, что порвал с ним. Мы уже готовили планы покушения.
А потом ты бежал из тюрьмы и при этом убил Эрна, который тоже занимал одну из первых строчек в нашем списке негодяев и палачей.
Кое-кто из самых уважаемых Товиети Никеи решил, что было бы интересно помочь тебе вырваться на свободу и посмотреть, какие неприятности ты сможешь причинить Совету и Тенедосу, поскольку они не устраивали нас в равной степени.
– Значит, я был всего-навсего одной из фишек, – сказал я, не испытывая ни малейшей радости от того, что наконец-то узнал, почему мне помогли, когда я, сбежав из тюрьмы, метался по Никее. – Костью со скругленными гранями, которая так смешно катится и подпрыгивает каждый раз, когда ее вбрасывают в игру?
– На первых порах мы намеревались использовать тебя именно так, – согласилась Симея. – Ну а потом положение снова изменилось, и наши теоретики решили, что ты можешь оказаться самым лучшим, а возможно, и единственным оружием, при помощи которого можно разделаться с Тенедосом. Мне было поручено вступить в переговоры, поскольку я уже имела с тобой, как было деликатно сказано, нечто вроде деловых отношений, пусть даже это было очень давно, мимолетно и в крайне неприятной обстановке. Было решено, что я отправлюсь к тебе вместе с Джакунсом и другими и мы посмотрим, что получится, если мы скажем, что можем на определенных условиях помочь тебе. Ты, конечно, назвал нас предателями и послал подальше. Многие Товиети решили, что тем самым ты подписал себе смертный приговор, а на других, в частности на Джакунса и меня, это произвело совсем иное впечатление.
Когда ты попался в западню на Латане, стало ясно, что мы должны поддержать тебя и твою армию, потому что хранители мира определенно ни на что не годились и рано или поздно Майсир должен был вновь вторгнуться в Нумантию. Ну а я вызвалась вести нашу флотилию, совершенно не представляя себе, чем все это закончится.
Она взглянула на меня, ожидая ответа.
– Ну?
– М-м-да… – протянул я. – Тут есть над чем по думать. Но, со своей стороны, я как нельзя более доволен тем, что все вышло именно так, а не иначе.
– Я тоже, – сказала Симея. – И надеюсь, что я не сказала ничего неуместного… я имею в виду, такого, что могло бы помешать тому, что произошло между нами.
– Все в порядке, – отозвался я, почти не кривя душой. – Я же говорил, что правда не в силах разрушить ничего истинного, настоящего. Или ты со мной не согласна?
– Нет, – возразила Симея. – Ты никогда не говорил ничего подобного.
– Но должен был сказать.
– Совсем не обязательно, – сказала она. – Никто не ожидает большого красноречия от такого демонического монстра, как солдат.
– Значит, я демонический монстр?
Симея зевнула во весь рот и кивнула.
– Можешь считать, что ты обречена, – зарычал я, схватил ее за плечи и потянул на кровать. – Тебе известно, что у нас, у демонов, два члена?
– Вот и отлично, – ответила она. – Потому что мне на самом деле хочется любить тебя, пока ты любишь меня, и я не могу поверить, чтобы мой болтливый язык – а ты хорошо знаешь, что он у меня без костей, – мог что-нибудь разрушить.
Возможно, она хотела сказать что-то еще, но мои губы уже прижались к ее губам, мой язык нашел ее язык, и ее руки сомкнулись у меня на спине.
Как-то раз сильная буря заставила нас задержаться в заброшенной гостинице, и это было поистине волшебное время. Во дворе оказалось несколько кур, наивно полагавших, что они смогут укрыться от такого старого, опытного солдата, как я. В результате они оказались в кастрюле вместе с картошкой, не слишком одеревеневшей морковью и специями, которые мы выкопали в заросшем сорняками огороде за домом. Мародеры, грабившие гостиницу, оказались не специалистами в этом деле, а всего лишь любителями, а вот мне удалось найти в одном из погребов за дощатой обшивкой три бутылки вина для Симеи.
За огородом оказался прудик, в который невысоким водопадом сбегал ручей. В конюшне я обнаружил две лохани, сделанные из разрезанной пополам винной бочки, – из них поили лошадей. Вдвоем с Симеей мы откатили их к водопаду; Симея при помощи сорванных с крыши водосточных желобов наполнила лохани водой, а я развел большой костер, раскалил в нем целую кучу булыжников, а потом найденными в гостиничной кухне кузнечными щипцами покидал их в лохани. Когда от воды повалил пар, мы залезли в эти импровизированные ванны и долго блаженствовали в горячей воде, время от времени выскакивая оттуда,
