Свальбард поднялся, сошел вниз и начал танцевать в одиночку. Глаза у него были полузакрыты, а мысли витали неведомо где. Гигант двигался изящно, едва ли не как профессиональный танцовщик, замирая в причудливых арабесках.
Он в очередной раз удивил меня, и я заинтересовался, где это он мог научиться так хорошо танцевать, хотя понимал, что, скорее всего, он никогда не скажет мне об этом.
Я посмотрел на Симею. Она тоже улыбалась, уйдя куда-то в свой собственный мир. Заметив мое внимание, девушка наклонилась ко мне.
– Знаете, – прошептала она, – я никогда не умела танцевать.
– На самом деле?
– Я предполагаю, что мой отец считал, что есть много других, куда более важных вещей, – сказала она. – Наверно, так оно и есть. – Я уловил в ее голосе оттенок горечи.
– Может быть, – так же шепотом ответил я, – когда война закончится, вы позволите мне помочь вам на учиться этому?
Она взмахнула ресницами, затем улыбнулась, и ее улыбка сверкнула, как солнце на заре.
– Может быть… – произнесла она.
В моей голове замелькали мысли… А что, если я приглашу ее сейчас, здесь? Абсурд. Командующие не должны связываться со своими подчиненными, особенно с женщинами-убийцами, чьи товарищи делали… то, что делали.
Ну а кто подумает обо мне что-нибудь худое, если я все-таки приглашу ее?
Согласится Симея или откажется?
Голова у меня на мгновение пошла кругом, как у мальчишки на первом свидании.
Не знаю, как бы я поступил, но в этот момент явился начальник караула. Он разинул рот при виде происходившего, но тут же совладал с собою, осмотрелся, нашел своего командира и подбежал к нему.
Симея три раза взмахнула рукой, и видение исчезло. Воцарилась тишина, которую нарушали лишь посвистывание ветра и стук дождевых капель. Помещение вновь освещалось лишь нашими немногочисленными свечками.
Офицер подошел ко мне.
– Патруль, – доложил он. – По дороге в нашу сторону едет конный разъезд.
– Подъем, – не повышая голоса, приказал я, и волшебное зрелище тут же было забыто. Люди принялись облачаться в боевое снаряжение и готовить оружие.
В полуразрушенный дом вошел второй солдат.
– Они уехали, – доложил он. – Вернулись назад по главной дороге.
Мы снова расслабились, но Симея не сделала попытки оживить прерванную иллюзию.
Я вышел в темноту, справил нужду, ополоснул лицо дождевой водой из находившейся неподалеку бочки, почистил зубы, вернулся под крышу и развернул парусиновый мешок, внутри которого находилось одеяло.
Симея устроила свое ложе неподалеку. Она тоже вышла наружу и возвратилась через несколько минут. Ее влажное лицо было спокойным, даже радостным.
– На улице холодно, – сказала она.
– Это чувствуется, – согласился я.
Девушка стянула сапоги и скользнула в свой спальный мешок. Никто из нас не раздевался на ночь. Сидя в мешке, она отстегнула перевязь с мечом, положила его, не вынимая из ножен, справа от себя и вытянулась на спине.
Одна за другой гасли свечи; смешки и негромкий гул голосов постепенно сменила тишина.
– Это было прекрасно, – сказал я. – Спасибо вам.
– Спасибо вам за то, что вы это придумали, – не громко отозвалась Симея. – Спокойной ночи.
Я проснулся, как и приказал себе, за два часа до рассвета. Сон мой был крепок, и в сновидениях ко мне не являлись ни война, ни смерть.
Мы воспользовались тем, что на улице все так же хлестал проливной дождь, сняли нашу промокшую форму и надели другую одежду, ту, которую втайне от всех шили мои портные. Теперь на нас были коричневые куртки и штаны, очень похожие на те, в которых ходили воины многих частей майсирской армии. Знаменосцы несли на пиках сделанные по памяти майсирские вымпелы.
Я подумал было, не стоит ли мне отправить двести тридцать одного солдата на одну сторону помещения, а двести тридцать второго – Симею – на другую, но она разрешила проблему за меня, спокойно переодевшись вместе со всеми остальными и делая вид, будто не замечает множества устремленных на нее взглядов.
Это хорошо подействовало – ее подчеркнутое безразличие заставило прикусить языки даже самых грубых похабников, хотя я был уверен, что очень многие следующей ночью воочию будут представлять себе ее стройное тело с маленькими, упругими на вид грудями. Возможно, я окажусь одним из них.
Переодевшись, мы торопливо позавтракали, оседлали лошадей и тронулись в путь. В этой одежде нас в случае разоблачения ждала немедленная казнь как шпионов или партизан, но никто об этом не думал. Майсирцы обращались с пленными как нельзя более жестоко, и наилучшей участью, на которую те могли надеяться, была продажа в рабство. Узнав об этом, наша армия стала действовать так, словно решила перещеголять врагов в зверстве.
Во время нашего отступления Кутулу где-то раздобыл комплект крупномасштабных карт всей долины
