Обладатель голоса оказался таким же веселым, как и его водитель. Маленький, лысоватый, с торчащими из ушей пучками седых волос. Когда он улыбался, морщины около рта становились гуще.
Однако глаза оставались холодными, непроницаемыми, и двое телохранителей по бокам выглядели так же устрашающе.
– Мистер Тейлор, вы посеяли в моей организации что-то вроде паники, – продолжал он. – Меня зовут Эдмунд Уолш, и я считаю, что нам надо поговорить.
– Полагаю, вы ждете, что я стану читать вам нотацию насчет нового поколения бандитов, которые не уважают традиции, воровской закон и тому подобное, – сказал Уолш. – Еле-еле разыскал «Юбер Дайтон», – продолжал он. – Пришлось в конце концов посылать за бутылкой в вашу гостиницу. Полагаю, вы предпочитаете так.
Он протянул Вольфу наполовину полный бокал и стакан ледяной воды.
– Да, сэр, – сказал Вольф. – Что до первого, я не ожидал нотации про добрые старые дни. Если точнее, вообще не ожидал чего-то определенного.
– Хорошо, – одобрил старик. – Сила разума, да?
Он заметил, что Вольф сморгнул.
– Да, Тейлор. Я не дурак. Когда я услышал, что вы сделали с Аурумом и его ребятками, я заподозрил, что у вас не просто меткий взгляд и твердая рука. Говорят, при должной тренировке научаешься управлять даже предметами. Например, шариком рулетки?
Вольф вежливо улыбнулся, пригубил арманьяк, но ничего не сказал.
– Ладно, вернемся к началу. Вам придется терпеть мои повторы, Тейлор. Я старею и все чаше заговариваюсь. Вас это тоже ждет, – черные глаза блеснули, – если, конечно, вы собираетесь дожить до старости.
– В мои планы это входит.
– Ладно. Я не стану говорить, какими рыцарственными были мы в ваши годы, когда соль была солонее и фраера сами шли в руки. Почему? Потому что ровно те же слова я слышал в свое время от одного старого козла. Я почитал историю и выяснил, что он был ничуть не лучше меня. Как говорят, урки есть урки. Думаю, хватит нам романтизировать прошлое.
Уолш бросил в бокал несколько кубиков льда, долил воды из графина.
– С удовольствием выпил бы вместе с вами, – лицемерно произнес старик, – да желудок не позволяет. Он уже больше чем наполовину синтетический, но все равно надо вести здоровый образ жизни. Хорошо хоть не заставляют есть одну манную кашу.
Уолш провел Вольфа через длинный, высокий коридор в гостиную. Здесь стояли книжные шкафы и столы с моделями кораблей и машин. По стенам висели письма и адреса, в которых хозяина благодарили за бескорыстную помощь различным фондам и организациям.
Уолш указал Вольфу на большое кожаное кресло, сам опустился напротив.
– Как вам моя нора? – спросил он.
– Чувствуется размах, – небрежно ответил Вольф.
– Рад, что вы не сказали, будто в восторге от этой свалки. Холодные камни, протопить невозможно. Знаете, почему я живу здесь, а не в более уютном доме?
– Чтобы произвести впечатление на ребяток?
– Верно, – согласился Уолш. – Но не только поэтому. Когда я был ребенком, сюда ходила моя мать. Дом принадлежал тогда крупному кораблестроителю. Не человек был – кремень. Торичелли его звали. Сам всего добился; из тех, кто любому перегрызет глотку.
Моя мать была одной из его любовниц. Она дважды приводила меня сюда. Торичелли видел меня и как-то смущался.
Я подумывал, не его ли я пащенок, потом решил, что вряд ли. Он был уже старый, а у матери и молодых хватало.
Но дворец мне запомнился. Думаю, он стал для меня видимой целью. Пробиться наверх, купить и восстановить эти старые камни, чтобы доказать, что я по крайней мере не хуже Торичелли. Даже лучше, ведь я владею ими дольше.
Уолш отпил воды.
– Разумеется, это не важно. Однако, когда уходишь на пенсию или просто отстраняешься от повседневных перестрелок, начинаешь думать о прошлом. Почему сделал то или это, лучше получилось или хуже. – Уолш выглянул в окно. – Видите, у озера? Лось. У меня их шесть. С Земли выписал. Страхолюдные, слов нет, и розы объедают. Надо бы застрелить хоть одного и пожарить, а?
Он поставил бокал, взглянул Вольфу прямо в глаза.
– Хотя Аурум и не потрудился обсудить этот вопрос со мной, я бы не возразил против его желания вас убить. Вы действительно смешали его карты.
– Человек, не способный удержать свою собственность, не достоин ею владеть, – сказал Вольф.
– Согласен. Безжалостность – условие существования моей организации, как, полагаю, и любого другого жизнеспособного организма. Тем не менее многие считают, что вы зашли слишком далеко.
– Мне ничто не препятствовало, – отвечал Вольф.
– Для уровня, с которого вы начали, это, вероятно, справедливо. Аурум, конечно, сдал за последнее время. Только не воображайте, что можно сделать это допущение в отношении кого-то еще.
– Вас, например.
