никогда. Она накрашена и напудрена, как никогда.
«…Любовь — только слово».
Мы больше вообще не двигаемся с места. Мы, как в колыбели, качаемся в ритме этой печальной песни.
«…Любовь — лишь слово, которое твердят все вокруг».
— Тебе нравится песня?
— Нет.
— Мне жаль. Она моя философия: «Любовь — только слово».
— Пока.
— Как это?
— Она недолго будет твоей философией.
— Ах, любимый!
«…Любовь — только слово».
— Прижми меня сильнее к себе. Еще сильнее. Очень сильно, Оливер!
— За нами наблюдает доктор Филдинг.
— Он? Он просто ревнивец!
— Как это?
— Он уже много лет ухаживает за мной. Близкий друг моего мужа. Теперь ты видишь сам, какого дракона он выбрал себе в качестве любимой женщины. Если сам он уже не может и ни на что не способен физически, то довольствуется наблюдениями за каждым моим шагом. Это происходит на каждой вечеринке, и совсем неважно, с кем я танцую и с кем говорю.
— Ну да?
— Безразлично. Я говорю тебе, безразлично. Сегодня мне все безразлично.
— Не так громко. Он это слышит.
— Ну и пусть! У меня день рождения. — Сейчас она все-таки шепчет: — И через час…
«…Хотя я знаю, мы оба знаем — это неискренне…»
Этот доктор Филдинг целый вечер действует мне на нервы. Он не спускает с меня глаз. Может быть, Манфред Лорд попросил его об этом? Нет, вероятно, Верена права. Он ревнив. И он не может, не должен и не осмелится. Он смотрит и сейчас, танцуя с какой-то гремящей украшениями дамой, непрерывно оборачиваясь в мою сторону. Но я так возбужден, что мне уже все равно, как и Верене.
«…Любовь — только слово, слово, которое ласкает наш слух…»
Фортепиано. Щемящая душу труба. Песня, текст которой выражает философию Верены, закончилась.
Мы присаживаемся, доктор Филдинг готовит коктейль. Он переворачивает и встряхивает шейкер. Его жена смотрит на часы. Уже в третий раз. Кто-то говорит, что после последнего бокала, выпитого в честь виновницы торжества, нужно собираться домой. Все согласны. Господам завтра необходимо вовремя явиться на службу.
— Всех благ, уважаемая, — говорит доктор Филдинг, но при этом он смотрит не на Верену, а на меня. Обладает чутьем, старый мешок. Мы пьем за Верену. Обе горничные, кухарка и слуга давно ушли спать.
Эвелин уже несколько часов лежит в кровати. Она поздоровалась со мной, когда я пришел, утащила меня в сторону и прошептала:
— Ты прочитал мою записку?
— Да.
— И что?
— Все будет хорошо.
— Когда?
— Знаешь, все это очень тяжело. Какое-то время все остается как есть. Ты должна набраться терпения.
Терпение!
Это же говорила мне и Верена.
Все люди, видимо, должны иметь терпение.
— Я терплю, — прошептала Эвелин, и ее горячая маленькая рука лежала в моей, — я еще много должна терпеть. Но это будет продолжаться не слишком долго? Хотя бы не слишком долго.
— Все так уж плохо?
— Это так печально, — ответила она. — Мама вообще больше не смеется. Раньше она так много смеялась. А ее муж терпеть меня не может…
Верена пригласила четырнадцать гостей, включая меня. Гости принесли небольшие подарки. Пепельница в стиле «антик» (так как вилла построена в этом стиле, такая же была у нас в Бетховен-парке), пепельница из цинка. Кое-что полезное для кухни. Большая, очень толстая, художественно украшенная свеча для огромного деревянного светильника, который стоит в прихожей. И все в том же духе. Я подарил Верене пятьдесят одну красную гвоздику. Доктор Филдинг прокомментировал это так: «У вас, должно быть, много денег, молодой человек!»
Манфред Лорд подарил Верене новое кольцо — уже вчера — в нем определенно два карата. И еще нежно окрашенную в светлый тон норку. Кольцо Верена уже носит, оно переливается и блестит на свету. Норковое пальто она убрала. Дорогие подарки Манфреда Лорда напугали меня. Этот мужчина любит свою жену. Час назад он звонил и еще раз поздравил жену с днем рождения. Он даже меня пригласил к телефону:
— Я так рад, что вы тоже пришли, Оливер. Позаботьтесь немного о Верене! Потанцуйте с ней! Ведь приглашены только пожилые люди. Вы — единственный молодой человек! Знаете ли, дорогой друг, я тоже слишком стар для нее…
— Цинизм, — сказала Верена, которая слушала все это, приложив трубку телефона к уху, после того как я закончил разговор. — Это его манера говорить циничные вещи.
— Но норка… Кольцо… Он любит тебя…
— Конечно, он любит меня. По-своему. Но я не люблю его. Я же сказала тебе, я…
— Успокойся.
Это была вечеринка. Коктейль. Великолепная еда. Кофе. Коньяк. Виски. Шампанское. Верена хорошая хозяйка, внимательная и уверенная. Она рано отправила горничных спать. Она все делает сама. Пару раз она заходит на кухню. Один раз я иду следом за ней. И мы целуемся, пока один не отталкивает другого.
— Я так долго не смогу выдержать.
— Скоро, любимый, скоро. Уже десять. Возвращайся к гостям. Иначе они заметят.
Итак, я вернулся. Это очень красивый дом. Здесь все дышит серьезностью, стабильностью, традициями, манерами и достоинством. Когда я иду по этому дому, мне становится ясно, в каком доме, доме выскочек, я жил когда-то и какой карьерист мой отец.
Так думаю я. Я еще приду к тому, что не только люди, но даже дома могут разочаровать.
Глава 19
Когда веселье в разгаре и все пьют (и доктор Филдинг так таращит на меня глаза, что я слышу, как его супруга говорит ему: «Что ты уставился! Ты выставляешь себя на посмешище. Кроме того, это оскорбительно для меня!»), Верена абсолютно спокойно, довольно громко спрашивает меня:
— Что с этой девушкой?
Я просто не знаю еще, что она имеет в виду:
— С какой девушкой?
— Девушкой с украшениями. Ты ей это сказал?
— Я не смог.
— Что это значит?
Я рассказываю, что произошло с Геральдиной. Странным образом Верена сразу верит этому.
