Начальник распорядительного отдела опустил голову, ладонью вытер с выпуклого круглого лба пот.
— Виноват, Константин Андреевич!
— Конечно, виноват!.. И я, пожалуй, накажу вас обоих. А что с «Россией»? Где поезд? Цистерны где?
— Цистерны Бойчук поставил в Санге, а «двойка» где-то перед Сангой... Я сейчас, Константин Андреевич!
Степняк дернулся было в ближайшую раскрытую дверь, но Уржумов остановил его.
— Потом доложите, по телефону. Выясните все как следует.
— Понял.
Уржумов кивнул, как бы ставя этим точку в разговоре, пошел из отдела. Мысли его занимал уже предстоящий в обкоме разнос (а что готовился на совете директоров именно разнос, Уржумов не сомневался), жаль, нет времени подготовиться к нему более основательно... Странно, однако: в конце месяца обычно подобные мероприятия обком не проводит, у всех горячка, план... Не иначе кто-то из директоров настоял именно на этом дне, чтобы побольше вырвать вагонов у железной дороги. А Колобов, заведующий отделом обкома, поспособствовал этому — сам в прошлом директор Красногорскмаша. Одна только надежда: недолго все это продлится, час-полтора, больше не должно бы...
— Готовлюсь в обком, ко мне — никого, — на ходу сказал Уржумов секретарше. — Если уж из ряда вон...
Та замотала головой, запрыгали ожившие кудряшки.
— Хорошо, Константин Андреевич. По?няла вас.
«Опять по?няла!» — досадливо подумал он, прикрывая дверь.
Едва Уржумов сел за стол, зазвонил городской телефон. Он потянул время, размышляя, брать ли? Но звонки были настойчивыми, длинными.
— Да, слушаю.
— Приветствую, Константин Андреевич. Потапов.
— А-а, жалобщик! — Уржумов не смог, видно, скрыть обиды в голосе, и Потапов, нынешний директор Красногорскмаша и председатель совета директоров города, уловил ее.
— Ну уж, жалобщик! — быстро возразил он. — Сам не пойму: что вдруг? Закончили бы полугодие...
— Что за вопрос все-таки? — перебил его Уржумов. — И какое место для битья готовить?
— По-моему, сегодня только мягкое, — засмеялся Потапов. — А вопрос один — вагоны.
— Вагоны, — бесцветно повторил Уржумов. — Хотя бы раз позвонил начальнику дороги и сказал о чем- нибудь другом.
— Вот как раз и хочу, — тут же сказал Потапов; чувствовалось, что он улыбается.
— Ну?
— Решили тебе, как лучшему нашему другу, подарок сделать. В знак благодарности за заботу о Красногорскмаше.
— Что за подарок?
— Макет нашего нового бурового станка.
— А, давай, давай. Пополню коллекцию. Хороший станок-то получился?
— Класс! С ходу на государственный Знак качества вытянул.
— О, поздравляю. Нам бы так... Так что, шофера за макетом прислать, или сам пожалуешь?
С Потаповым у Константина Андреевича давно установились дружеские отношения, и он говорил с ним всегда в таком вот подзуживающем тоне.
— Шофер, конечно, пусть подъедет, — посмеивался в трубку и директор Красногорскмаша. — Только б ему завтра, что ли, подскочить, недосуг нам сегодня обоим... А сегодня с полсотни платформ бы надо. Сам знаешь: продукция, не отгруженная покупателю, считается нереализованной. И оплате не подлежит. А денежки счет любят.
— Ну, Потапов! — засмеялся, не выдержав, Уржумов. — Ну, дипломат! Тебе бы с твоими замашками в министерстве иностранных дел заправлять.
— В нашей сфере без дипломатии тоже... сам знаешь, — Потапов посерьезнел. — Тараном редко что возьмешь. Так что?..
— Подумаю. И пока что ничего не обещаю.
— Нет, ты пообещай, Константин Андреевич. Двадцать девятое нынче.
— В том-то и дело, — проговорил Уржумов с меньшей твердостью в голосе. — Подумать надо.
— Подумай, очень прошу. — Потапов положил трубку.
Конечно, такой звонок не сбросишь со счетов. Потапов — председатель совета, через каких-то полтора часа они встретятся в обкоме... Да-а... Платформы Потапову надо дать, надо! А другим?
II.
Какая дурная, идиотская прямо-таки сегодня, смена! С утра одни команды, к обеду — другие. Кому и зачем, спрашивается, понадобилось сначала останавливать и без того опаздывающую «Россию», пропускать вперед цистерны, а потом давать отбой, снова гнать скорый поезд впереди? Да еще с указанием сделать все для того, чтобы сократить «двойке» опоздание, ввести ее в расписание. А попробуй теперь сделать это, когда опоздание «России» более четырех часов, станции перед скорым забиты вагонами, заняты составами и перегоны. Ночной сбой на отделении все еще давал себя знать, десятки поездов опаздывали, выбитые из графика, ждали своей очереди. Ладно хоть «Россия» ушла из Шумково, идет к Красногорску. Но какой поезд теперь останавливать, чтобы пропустить «двойку»? Где?
— Санга!
— Слушаю, Евгений Алексеевич! — голос дежурной по станции, как всегда, весел, жизнерадостен.
— Ты это, Сергеевна... У тебя там цистерны на подходе, поставь их на четвертый путь, под обгон. «Россию» пропустим.
— Ага, поняла... Что это сегодня: то поставь, то пропусти?
— Сам ни черта не понимаю, — признался Бойчук. — С утра — одно, потом... — он спохватился: нельзя такие вещи говорить по селектору. Дежурные по станциям сейчас же на ус намотают: вот, в отделении порядка нет, а с нас спрашивают!
— Ничего, Сергеевна, разберемся! — уже оптимистичнее сказал Бойчук Санге и отключил селектор.
Зазвонил телефон, стоящий сбоку, на тумбочке. Диспетчер не глядя взял трубку.
— Женя, это я.
— Да, Зоя, слушаю.
Уже с первых слов жены Бойчук понял, что она раздражена. И он внутренне невольно тоже настроился на это раздражение, все же сдерживая себя, надеясь, что разговор их не превратится в обычную семейную перепалку, — она же все-таки понимает, где он сейчас находится и чем занимается. Но жена не понимала или не хотела ничего понимать.
— Ты ходил к Исаеву? — жестко спросила она.
— Ходил. Потом расскажу, Зоя. Некогда мне.
— Что он тебе сказал?
— Зоя, у меня десятки поездов на участке. Ты можешь это понять?
— Плевать мне на твои поезда, — приблизив, видимо, трубку к губам (отчетливо стало слышно даже ее злое дыхание), сказала жена. — Мне мои дети дороже.
— Я тебе сколько раз говорил: не звони мне на работу по таким пустякам. Не мешай мне!
— Это не пустяки, идиот! — закричала Зоя. — Пока ты чухаешься там, в своем кабинете, люди...
Бойчук швырнул трубку, руки его колотила нервная дрожь.
— Диспетчер!
— Диспетчер!
— Диспетчер!
