V.
Виктор Петрович Забелин, инженер с тридцатилетним стажем, молчаливый человек с совершенно седой головой и голубыми глазами на сухощавом лице, сидел сейчас в густонаселенном отделе ремонта электровозов и пытался составлять таблицу-отчет о проделанной работе. Июнь кончался, кончалось полугодие, первое полугодие десятой пятилетки, через два-три дня начнется отчетная лихорадка, и лучше предупредить ее, сделать все спокойнее — кое-какие данные уже есть. В противном случае начальник отдела Борисов станет волноваться и просить подчиненных поторопиться. Сердиться он, видимо, не умел или просто не решался еще, так как в этой должности работал всего полтора месяца. При Лесникове, умершем внезапно в один день. Борисов не был даже замом, занимал такую же должность, что и Забелин. Был Борисов совсем еще молодым человеком, года три как в управлении, и многому, очень многому научился у Виктора Петровича, который щедро отдавал ему свои знания и опыт. Разговоров о своей несостоявшейся служебной карьере Забелин старательно избегал. Отшучивался, говорил, что ему хорошо ходить и в старших инженерах: в половине шестого ушел домой и забыл о работе. Но сердце каждый раз при этом щемило — мог бы, вполне мог быть и не только начальником отдела... Его портрет — на управленческой Доске почета, в лучших рационализаторах дороги ходит, статьи в железнодорожных журналах публикует, с мнением его вроде бы считаются, а вот более широкий участок деятельности почему-то не доверяют. Обидно, конечно. И непонятно: почему? Чем он хуже других?
Ладно, не стоит об этом. К чему? Возраст уже не тот, через два с половиной года — на пенсию. Прошла жизнь, прошла... И с чего вдруг задумался о какой-то должности?
Так, под настроение, видно. Стал Борисов начальником отдела, вот и мысли всякие завелись. Задето самолюбие: не его выдвинули. Борисов, разумеется, парень с головой, постепенно разберется что к чему, и все-таки... Новый начальник отдела догадывался, наверное, о чувствах Забелина и на первых порах особо подчеркивал к нему свое расположение. Часто советовался с Виктором Петровичем, причем не вызывал в кабинет, а приходил к забелинскому столу, садился рядом. Говорил уважительно, благодарил за советы, но в лице его всегда жило что-то похожее на легкое смущение. Совестливый человек, понимает, что Забелин имел на должность начальника отдела больше прав. Но поставили его, Борисова, отказываться у него оснований не было, так что... Да ну, о чем речь! Пусть парень работает, в добрый путь! Не сорвался бы только вначале, повнимательнее бы к делу пригляделся да к людям. Завистников у Борисова много стало. Надо бы понаблюдать за Володей, помочь при надобности, поддержать...
Ответив на два-три звонка, Виктор Петрович вышел в коридор покурить. С утра в отделе стоял шум: раздавались звонки телефонов, инженеры спорили с коллегами в далеких от управления депо, в углу настойчиво долбила пишущая машинка... Пусть голова отдохнет немного, еще целый день впереди.
Кивнув цокающей по длинному и звонкому коридору секретарше начальника службы, Забелин пристроился возле урны, достал из кармана форменной рубашки сигареты. Но курить почему-то расхотелось. Покатав сигарету в пальцах, Забелин сунул ее обратно в пачку.
«Вот пришлет Бортников мое письмо на управление дороги, в партком, а там скажут: что это ты, Виктор Петрович, такие вещи первому секретарю обкома предлагаешь? Не мог разве здесь, в управлении, идею свою высказать? В конце концов дорожная газета есть, областная, «Гудок»... Пиши на здоровье».
Так, наверное, стал бы говорить секретарь парткома — обычно доброжелательный человек, но как теперь поведет себя с ним, Забелиным? Вот, скажет, Виктор Петрович, пишешь ты, пишешь... Журналистом бы, что ли, становился, раз такая тяга к перу.
В газету, конечно, можно бы написать — никому не возбраняется. Только попала бы та именно газета на стол Бортникова? Вот то-то и оно... Ну, прочитали бы другие да и промолчали, не в первый же раз. Сколько уж он статей таких написал, сколько вложил в них — и все кануло куда-то... Помнится, сдали незавершенный участок дороги Красногорск — Северск — ну как можно было железнодорожную линию без автоблокировки да без бытовок для станционных работников принимать? Понятно, очень нужен этот участок, без него лесозаготовителям хоть караул кричи, но через пару месяцев в нормальных бы условиях работали и сами лесозаготовители, и железнодорожники. Так нет, Красногорсктрансстрою к Новому году надо было линию эту сдать, уговорили комиссию, убедили... А потом полгода, если не больше, мучились: светофоры не работали, люди на станциях не держались. Написал тогда Забелин в областную газету — такой шум поднялся. Уж как только ни стыдили его — и не патриот ты дороги, и не понимаешь государственных задач, и вообще — критикан. Было дело, было... А теперь вот с сортировочной станцией. Он локомотивщик — не движенец и не строитель, мог бы и промолчать — так ему и в отделе намекали. А он на партийной конференции управления, что зимой была, выступил. Говорил о том, что удлинять надо пути не только на Сортировке, но и на других станциях — за тяжеловесными поездами будущее, на них надо ориентироваться. Покивали, согласились, в резолюцию даже записали его предложения — а что изменилось?
Бортникову написать — твердое решение пришло. Но, уже опустив письмо в ящик, засомневался. Мало ли о чем первому секретарю обкома пишут. Ну, прочитает, черкнет в уголке: в отдел, рассмотреть, ответить. И ответят. Мол, уважаемый товарищ Забелин, предложения ваши неплохие, но ввиду того-то и того-то... Да найдут что сказать, люди там грамотные. Напишут, что, дескать, есть более насущные проблемы, требующие значительных капитальных вложений, что теоретически тяжеловесные поезда — дело, безусловно, хорошее, но...
Может, конечно, и не так все получится с этим последним письмом — что-то, глядишь, и попадет в перспективные планы развития дороги, тем более что и в партийной резолюции записано. Все равно надо срочно что-то делать, пропускные способности дороги на пределе, вагонопоток перерабатывается с большим трудом... Сбой за сбоем. Как тут не бить тревогу?
Забелин вздохнул. Снова вытащил сигареты. Щелкнув зажигалкой, забыл об остреньком желтом ее огоньке, задумчиво смотрел в окно на зеленый, по-летнему пышный двор управления...
Может, конечно, и не так с его письмом получится — предложения по реконструкции Сортировки серьезные, касаются всей магистрали, не говоря уже про Красногорский узел. Так просто от них не отмахнешься. Да и не только в этом дело. Сортировку ведь донимают и транзитные поезда...
«А если их вокруг Красногорска пустить? — Забелин даже вздрогнул от неожиданной этой мысли. — Например, южный обход узла построить? Пусть пока однопутный, пусть на первых порах неэлектрифицированный. Но часть хотя бы транзитных поездов можно будет направлять в обход Красногорска. Это же такая помощь станции!»
От волнения Забелин стал расхаживать взад-вперед по коридору, машинально кивал на чьи-то приветствия и со стороны, наверно, производил несколько странное впечатление: что-то бормотал себе под нос, улыбался.
«Ну да, конечно, — рассуждал он сам с собой. — Обход узла — это самый реальный и самый, пожалуй, быстрый выход из создавшегося положения. В принципе, Сортировку следовало бы вообще убрать за пределы города, построить ее заново, с перспективой на две-три пятилетки вперед, но это потом, потом, — требуются большие деньги и время, а его нет сейчас — с е г о д н я стоят поезда!.. Ах ты черт, вот о чем надо было написать Бортникову! Реконструкция Сортировки — дело, конечно, тоже очень важное, но вот обход... важнее, пожалуй, важнее! Ведь каких-то тридцать пять — сорок километров железнодорожного пути, эдакая стальная дуга, охватывающая Красногорск с юга, она бы могла... да что там могла! — существенно разрядит обстановку на узле, снимет напряжение».
Так что же — еще одно письмо в обком писать? Извините, мол, Виталий Николаевич, но такая вот мысль после времени пришла...
Да нет, не годится. Не солидно. Мысли, кстати, и другие еще есть. Что ж это — каждую в отдельный конверт?!
— Схожу-ка я сегодня к Уржумову, — сказал сам себе Забелин. — День у него нынче приемный.
ГЛАВА ВТОРАЯ
10.30—11.30
