– Ты чего орешь?!
Отступаю на полшага:
– Имею право! Население Земли – шесть с половиной миллиардов человек! Половина из них женщины! Тебе мало? Мало, да?
Снова противоестественно приближается ко мне, снова вколачивает в меня обернутые в сивушный запах слова:
– Мало! Мало! Из этих трех миллиардов две трети старухи и младенцы! Так что остается всего ничего – какой-то миллиард! Большинство из которого – китайцы! Если вычесть китайцев, страшных и замужних, – получатся вообще слезы!
Опять вынужден отступить:
– «Замужних»! С каких пор тебя это смущает?!
– Может, дело не во мне? – брызжет слюной мне в лицо. – Может, это с тобой что-то не так? А я просто рядом оказался. Я ведь всегда был рядом! Куда ж им деваться? Они все ко мне прибивались.
– Да пошел ты! – Толкаю его в грудь, опускаюсь на стул.
Стыдно сказать – чувствую, как слезы текут по щекам. Закрываю лицо руками. Вот опять превращаюсь в ребенка. В самый неподходящий момент. Ладошки мокрые, слезные каналы переполнены жидкостью, она протекает сквозь пальцы, сочится по рукам, как в детстве арбузный сок, как вода с кукурузных початков, с солью – по локтям. Почему я не могу остановить эти слезы, обиды, боль и безысходность?
– Что со мной не так, скажи мне? Что?
Слышу, как он мечется по кухне:
– Не знаю… Со всеми нами что-то не так… Это нормально…
– Нормально? – Глотаю соленую слизь, скопившуюся в носоглотке.
– Абсолютно.
Вытираю рукавом слезы.
– Ладно, извини… Так что ты хотел сказать?
– Что?
– В чем-то признаться… – шмыгаю носом.
– Да ладно… Как-нибудь в другой раз. Что-то многовато признаний на единицу времени.
– Чего уж там, раз пошла такая пьянка… Давай выкладывай.
– Ну, смотри… Я тебя за язык не тянул… Только знаешь что… Давай перед этим еще по одной?
– Как скажешь, – наливаю.
Пьем не чокаясь, как на похоронах.
– Помнишь, лет двадцать назад я в Израиль ездил?
– Ну? – Никак не думал, что эта история уходит своими корнями в такое далекое прошлое.
– Ты меня попросил камешек с Голгофы тебе привезти…
– Да, спасибо тебе.
– Не стоит. Ну, вот…
– Что?
– В общем, я тебя обманул… Мне правда стыдно…
Ничего не понимаю:
– В каком смысле – обманул?
– Это случилось двадцать лет назад… Я был мальчишкой… Понимаешь…
– Ничего не понимаю. О чем ты?
– Просто я закрутился: экскурсии, родственники… У меня ж там куча родственников… По папиной линии…
– И что? – Удивительно, как можно так мучительно приближаться к сути.
– В общем, я забыл.
– Что забыл?
– Про камень с Голгофы…
– Как забыл? – Встаю, иду в комнату, беру камень, возвращаюсь. – А это что? – Верчу камнем у него под носом. – Это забыл? Хочешь, дам тебе таблетки от склероза? Сам давно уже хотел пропить курс, но все время забываю.
– Это не с Голгофы…
– Как не с Голгофы?
– Ну… Я когда уже прилетел из Израиля и к тебе собирался… Только тогда вспомнил, что забыл привезти тебе камешек с Голгофы…
– Вспомнил, что забыл? И что?
– Черт… Ну, я вышел из дома, смотрю – там стройка… была… На Пушкинской. Там, где сейчас губернатор живет… Красивое такое здание, знаешь? Ну, я взял там какой-то камешек. Прости.
– На стройке? – Снова зачем-то переспрашиваю, хотя все и так понятно.
– А что было делать? Нет, я не это хотел сказать…
– То есть этот камень не из самого сердца Иерусалима? Не с Голгофы?
– Ну что ж ты такой тупой?! Я ж тебе объясняю…
– Этот камень с обычной ростовской стройки? Я правильно тебя понимаю?
– Да.
Кладу камень на стол.
– На него там, вполне возможно, собаки ссали…
– Какая разница: ссали, не ссали?
Тут меня снова захлестывает:
– Я тебе объясню, какая разница! – ору ему в физиономию. – Я этот камень с собой из квартиры в квартиру, из города в город! Я его в самолет с собой беру всегда, потому что летать боюсь!
– Видишь, помогает…
Он еще издевается!
– Я с ним двадцать лет разговариваю. Я его двадцать лет под подушку кладу и целую перед сном! – Сам чувствую – перегибаю палку.
– Ну, это ты в любом случае зря…
– Заткнись! – как-то само собой срывается. Причем как-то даже не угрожающе, а истерично выходит. Голос от неожиданности, вероятно, спотыкается и отскакивает куда-то в область колоратурного сопрано. Но на него, судя по всему, действует. Потому что он кривится, весь сморщивается, как от глотка ростовской:
– Слушай, я тебе привезу настоящий камень. С Голгофы. Правда. Специально поеду…
– Да пошел ты! – привычным своим баритоном.
– Ну вот, так я и знал…
Интересное дело! А чего он ожидал?
Первое желание, конечно, запустить каменюкой ему в рожу. Но то ли приличное воспитание, то ли врожденная нерешительность не дают пойти на поводу у порыва. Понимаю, что правильно было бы немедленно выбросить этот подарок прямо в окно. Но что-то меня опять же останавливает. И тут, как пишут в романах, «перед моим мысленным взором пронеслась вся моя жизнь»…
Кто-то мне рассказывал байку про то, как мальчик Петя гулял в лесу и нашел под кустом ежика. Он принес его домой, и ежик стал жить у Пети. Днем ежик спал, а ночью смешно цокал по квартире. Он любил пить молоко и грызть соленые орешки. Летом Петина семья поехала на дачу. Ежика тоже взяли с собой. На даче ежик приносил пользу саду и огороду, там перестали водиться кроты. А однажды Петя проснулся от того, что ежик сидит у него на груди и пристально смотрит Пете в глаза. К концу лета у ежика выпали все колючки, а тело покрылось чешуйками. Еще у ежика выросли два рога, а на лбу появился третий глаз. И тогда все поняли, что Петя принес из лесу не ежика, а какую-то другую ху…ню.
Вот абсолютно про меня история. Бл…! Ну, точно! Ведь буквально все, что попадалось мне на пути и казалось чем-то прекрасным и даже возвышенным, все, с чем я связывал свое будущее и надежды на счастливые перспективы, все в финале, как правило, оказывалось обоссанным ростовскими дворнягами
