– Ты же не знаешь итальянского!
– Ну, я же еще не идиотка. Я выучу. «O more mio more mi», – поет Анна.
– Я смотрю, ты уже много знаешь.
Максим сидит за столом в ожидании ужина. Под потолком плетенный из ротанга абажур. Сетчатые тени уютно оплетают кухню. Анна режет овощи. Максим наблюдает за ней, за ее движениями, за ее руками… Ему кажется, никто так умело и изящно не управляется с овощами. Долька огурца соскальзывает с разделочной доски, Анна отправляет ее в рот, как бы между прочим – что упало, то пропало. Красиво! В духовке загорает курица. Она лежит на спине, раскинув ноги и крылья, освещенная ярким желтым светом. Духовка похожа на телевизор. Кажется, когда курица будет готова, по экрану побегут титры – имя курицы будет значиться в траурной рамке. Ее бледное тело было обмазано майонезом и специями. И теперь она всем этим пахнет – головокружительно вкусно. И еще она пахнет тихим таким уютным счастьем. Странное дело – обычная курица! Жена тоже, случается, готовит курицу, но ее курица не пахнет счастьем. А эта – просто благоухает. Может, это какой-то особый, специально выведенный вид кур? И Анна знает, где они продаются, а Настя – нет.
Они лежат на диване, как крокодилы, – переваривают пищу. Максим курит.
– Как курица? – спрашивает Анна.
– Нормально курится.
– Да нет. Как ку-ри-ца? – машет руками, как крыльями. – А не как ку-ри-тся.
– Сама ты как курица. И курится – хорошо. И курица – хороша. Мне все с тобой хорошо.
– Я тебе не курица. Я тебе не какая-нибудь наседка.
– У меня тоже начали делать столовую, – меняет он тему.
– Расскажи мне лучше про рефлексы. – Анна придвигается и кладет голову Максиму на плечо.
– Зачем тебе? – Он трогает ее волосы.
– Страшно интересно!
– Рефлексы бывают условные и безусловные. – Максим целует ее в щеку.
– Как это? Не отвлекайся. Я хочу подробно.
– Условные – это когда долго, долго, много времени, годами тебя приучают, например, есть по сигналу. Лампочку включают – и у тебя выделяется слюна. Собака Павлова.
– Слышала я про эту собаку.
– Потом, когда лампочку включают – просто так, хочешь не хочешь – слюнки текут.
– Интересно, у меня ни один Павлов не развивал условные рефлексы.
– Ты о чем?
– О том, что я спокойно жру в темноте.
Максим смеется, и голова Анны подрагивает на его плече.
– Не хочу ничего знать про твоих Павловых, Ивановых, Сидоровых…
– А безусловные? Расскажи про безусловные.
– Лимон.
– Долларов?
– Вот это безусловный рефлекс. Хотя по идее ты должна была всего лишь поморщиться.
– Нет, я обожаю безусловные рефлексы!
Неожиданно раздается звонок в дверь. Максим и Анна, подскочив на диване, смотрят друг на друга.
– А не было ни разу, чтобы этот твой «состав» пришел не по расписанию?
– Ты почему спрашиваешь?
Звонок повторяется.
– Боишься? – Анна выходит из комнаты.
А Максим, как парализованный, как дед Антон, продолжает сидеть на диване, не двигаясь. Он слышит какие-то голоса, доносящиеся из прихожей. Через минуту Анна возвращается.
– Это соседка. Можешь не волноваться. До пятницы.
– Все. Я не хочу так. Я не хочу делить тебя с этим.
– Это признание в любви?
– Считай – да.
– И что дальше?
– Меня бесит этот твой деловой тон, – говорит Максим, уставившись в сверкающий пол.
– А меня бесят бессмысленные разговоры.
– Ладно, ладно, прости меня. – Он берет ее за руку. – Знаешь, эти три дня, когда я тебя не вижу…
Анна высвобождает руку, но Максим продолжает:
– Дома мне кажется, что ты рядом, что ты просто вышла из комнаты. Когда просыпаюсь, долго не могу сообразить, где я: здесь или там? Где, чья квартира? С кем я спал?
– Вот как?
– Нет, не в этом смысле.
– Запутался, бедненький. – Анна встает и выходит из комнаты.
– Покажи зубы! – говорит Максим.
– Смотри! – Сергей неестественно широко и торжественно улыбается.
– Шедевр! – восхищается он собственной работой.
– Дай я тебя поцелую. – Сергей перегибается через заставленный едой и бутылками стол, теряя равновесие и цепляясь за Максима губами. – Вот спасибо, доктор!
– Не за что. Всегда пожалуйста. – Максиму неловко, он оглядывается по сторонам.
В ресторане немноголюдно. Черно-белые официанты подобострастны и сутулы. Они вьются над их столиком с особым рвением, убирают, подносят, стремглав меняют пепельницы.
– Да не мельтеши ты! – грубо осаживает одного из них Максим. – Ненавижу, когда они так – пепел сбить не успеешь, поговорить не дают, лезут своими ручищами, суки!
– Тебе не зубы, а нервы лечить надо, – говорит Максим.
– Да ладно, это мой кабак, а эти, – кивает в сторону официанта, – они другого языка не понимают.
– Зачем же ты назвал свой кабак «Еврохарч»?
– Это не я. Это пиарщики. Говорят, «Еврохарч» – запоминающееся название. Провели социологический опрос. Народу нравится. А тебе нет?
– Ну, «Еврохарч» так «Еврохарч». Так ты, Серега, ресторатор?
– И ресторатор тоже, а нервы, конечно, лечить надо. Все болезни от нервов. Так, доктор? Жаль, что ты только по зубной части, – говорит Сергей, разливая по рюмкам тягучую ледяную водку.
– Какая часть тебя еще беспокоит?
– Все остальные части, Макс! Ливер болит, – смеется Сергей белозубым ртом, – все болит. Стареем.
– Ничего-ничего. Скрипучее дерево долго стоит.
– Да, мы еще поскрипим. Это уж точно. Ну, давай за здоровье! Снимем стресс.
– Стресс, Серега, алкоголем не снимается, – говорит Максим. – Но выпьем тем не менее.
– Что ж его, паразита, снимает? – кривится от водки Сергей. – Секс?
– И секс не снимает. Только у женщин. А у мужчин – не снимает.
– От бля… так и знал, – досадует Сергей. – Пью, трахаюсь, и никакого удовольствия! Так ты говоришь – даже стресс не снимает?
– Не снимает.
– Обидно, – говорит Сергей и задумывается. – А вот скажи мне, как медик медику: бабки стресс снимают?
– Зависит от суммы, – рассуждает Максим. – Тут ведь может быть превышение терапевтической дозы.
– А что делать?
– Физический труд, побольше на воздухе, здоровый образ жизни и все такое.
– Знаешь, что я тебе на это отвечу: ну тебя в жопу. Выпьем? – поднимает рюмку Сергей.
– Никаких противопоказаний, – тянет свою Максим. – Как говорится, в малых дозах алкоголь полезен в любых количествах.
