Рэнди покачал головой:
– Мне кажется, ей нужно выйти замуж и держать на коленях одного или двух младенцев. Был бы я на пару лет моложе...
– Нашего хозяина возраст никогда не останавливал.
Рэнди повернулся на насмешку Митча и поднял брови.
– Зато у меня здравого смысла больше, чем у него. – Он озабоченно спросил: – На этом подносе осталась еще ветчина?
– Кончилась.
– Проклятие.
Губы Джейса тронула улыбка. Такой нежной ветчины он никогда не пробовал, картофельное пюре было сливочным и густым, пшеничный хлеб был таким вкусным, что не верилось, что это хлеб, сухое печенье было легким, словно облако, а соус – однородным и нежным. Онор принесла все это в сарай для угля, где ужинали рабочие, на подносах и в мисках, испускавших пар, полных до краев. Она доказала, на что способна, и у Джейса возникло странное ощущение, что Селесте в отличие от него не очень понравились собственные слова.
– Как вы думаете, Селеста скоро избавится от этой малышки?
Отрезвляющий вопрос Большого Джона тут же заставил всех замолчать.
– Наверное, она не продержится и недели. Она красива и молода, а такие не нравятся Селесте, – наконец проговорил Митч, пожав плечами.
– Жаль, но я думаю, и ты тут долго не задержишься. Селеста занята в основном тем, что увольняет работников и не позволяет хозяину нанимать новых, – пробурчал Большой Джон, взглянув на Джейса.
Джейс нахмурился:
– Зачем ей это?
– Просто в нее вселился дьявол.
– Да ладно, хватит! – Рэнди отодвинул свой стул от стола и окинул всех предупреждающим взглядом. Разговор сразу прекратился. – Мы поели, и, по-моему, эта молодая женщина сейчас придет за пустыми тарелками.
– Я их отнесу, – услышал Джейс собственный голос. – Мне все равно нужно кое-что сделать для нее в кладовке.
– Ну-ну... новая девушка и новый работник, кажется, неплохо ладят, – прокомментировал Митч.
Большой Джон хихикнул.
Рэнди кашлянул.
Джейс взял тарелки и вышел, ничего не ответив.
Они не могли бы ошибиться сильнее, чем сейчас.
– Я буду возражать, – тихо прошептала Селеста.
Она стояла рядом к кроватью Маделейн, непреклонная в своей ярости.
– Я не потерплю эту Онор в моей кухне и в моем доме! Бак нанял ее сразу, как только поужинал. Он велел ей послать кого-нибудь в город за ее вещами, а эта ведьма даже не выразила ему благодарности, – прошипела она в бешенстве.
Темные глаза негритянки были тусклыми от боли. Ее волосы, обычно спрятанные под ярким тюрбаном, были беспорядочно разбросаны по подушке, а черты лица обострились.
– Эта новая кухарка такая же красивая, как ты?
– Нет, конечно, – высокомерно процедила Селеста. – Знаешь, как-то Бак странно на нее смотрит. Он не обращает внимания на ее высокомерие. Он спокойно переносит его, но никогда не стал бы терпеть подобное ни от кого другого, и это меня тревожит.
– Твой муж скоро устанет от нее.
– Я не хочу ждать, пока он устанет, разве ты не понимаешь? Я устала ждать. Я хочу, чтобы его драгоценная «Техасская звезда» превратилась в пыль и развеялась по ветру, а ты в твоем теперешнем состоянии не можешь мне ничем помочь!
Маделейн уставилась на Селесту, сдвинув брови. Она испытывала злость и боль. Она всегда знала, что ее дорогая Селеста – балованное дитя, в юности перенесшее лишения, и в этом был виноват человек, ставший теперь ее мужем. Это дитя было вынуждено торговать своей красотой и телом, чтобы подняться наверх из сточных канав Нового Орлеана. Это дитя, как и она сама, посвятило себя мести, в чем она поклялась у смертного одра матери. Но, несмотря на все это, она балованное дитя. Этот факт никогда не был так очевиден, как в тот момент, когда Селеста вовсе забыла о боли Маделейн и думала лишь о своей мести.
– Чтобы сломанные кости срослись, нужно время, – прошептала Маделейн.
– Ты говоришь, как Док Мэгги, и я этого не вынесу! Воспользуйся твоими ядами... твоими настоями. Они тебя никогда не подводили.
– Ты хочешь слишком многого.
– Нет, не многого! Я хочу, чтобы эта женщина покинула мой дом, слышишь?
Селесту трясло от ярости.
