— Mon ami, — глаза Кларисы увлажнились. — Я желаю только одного — знать, что вы в безопасности за пределами Нового Орлеана.
Массивная фигура Рогана окаменела.
— Я не могу уехать… во всяком случае, пока не отомщу.
— Роган, mon cher… — Клариса подошла ближе и, ласково дотронувшись до его руки, прошептала: — Бывают в жизни такие моменты, когда следует принять компромиссное решение, и притом быстро. Мое покровительство ослабевает с каждым мгновением, что мы тратим на разговор. Вы еще недостаточно окрепли, чтобы рисковать жизнью в том сражении, которого так жаждете. Вам следует уехать и быть готовым вернуться, когда обстоятельства изменятся в вашу пользу. Только тогда вы будете в силах добиться справедливости.
— Нет.
Изящная рука Кларисы крепко сжала широкую ладонь Рогана:
— Вы спросили, что вы можете сделать, чтобы отплатить мне за помощь? Отвечаю: покинуть Новый Орлеан вместе с моим братом прямо сейчас. «Вояджер» отплывает через час. Мой друг поможет вам незаметно проскользнуть на борт судна и выбраться из города незамеченными.
— Клариса…
— Первый заход в порт где-то в Индийском океане. Там вы сможете сойти на берег и решить, куда направить свои стопы.
— Нет, я…
— Если вы не покинете город сейчас же ради собственной безопасности, я попрошу вас уехать ради Бертрана, поскольку, mon cher, он разделит вашу судьбу, если останется здесь вместе с вами. Он мой единственный брат, и я бы не хотела, чтобы вас обоих схватили.
— Клариса, вы требуете от меня огромной жертвы. Голоса моих матросов призывают к немедленному отмщению.
— Я прошу не больше, чем требует необходимость. Роган умолк, видя озабоченность на прекрасном лице, что склонялось над ним и днем и ночью, пока он в беспамятстве сражался с лихорадкой и отчаянием. Милая и бескорыстная… рисковавшая абсолютно всем ради друга своего брата… Еще мгновение он смотрел прямо в ее глаза, затем резко повернулся к стоявшему рядом Бертрану.
— Ты согласен с планом сестры?
Бертран кивнул, и Роган вновь повернулся к ней. На его обезображенном кровоподтеками лице появилась улыбка.
— Merci, Клариса, я никогда не забуду того, что вы для меня сделали.
Клариса поднялась на цыпочки и запечатлела легкий поцелуй на распухших губах Рогана. Глаза ее, полные слез, сказали больше, чем слова.
Минутой позже, стоя в дверях задрапированной шелком комнаты, Роган осмотрел коридор. Еще мгновение — и они с Бертраном исчезли.
Смех, звон бокалов, свет множества свечей отражается в бесконечных гранях хрустальных канделябров, а танцующие пары беспечно кружатся под бравурную музыку оркестра.
Жерар Пуантро с улыбкой прогуливался вдоль зеркальных стен бального зала, любуясь своим отражением. На улицах, за пределами этих роскошных апартаментов, продолжались поиски капитана Уитни, но Пуантро потерял к ним интерес, полагая, что опасность для него миновала. С угрозой ему и его делу было покончено.
Осматривая зал, Пуантро уловил взгляд губернатора Клейборна, беседовавшего со своей молодой женой. Он с улыбкой поклонился. Клейборн, дурак, до безумия любил эту женщину. В жизни самого Пуантро женщины играли весьма скромную роль. Если какая-то дама и привлекала его внимание, то ненадолго, напрочь уходя из мыслей после альковных утех.
Впрочем, одна женщина, не сравнимая ни с кем, была как бы частью самого Пуантро, его судьбой.
Внезапно перед глазами возник другой образ, вызвав кривую усмешку Пуантро: с избитого и окровавленного лица на него с напряжением смотрят карие глаза, грозно предвещая ему…
Пуантро громко рассмеялся. Угрожать ему?.. Капитан Роган Уитни, навсегда заклейменный его знаком, живой или мертвый, никогда больше его не побеспокоит. Жерар Пуантро — победитель!
И так будет всегда.
Вновь заиграла музыка. Повернувшись с изящным поклоном к красавице креолке, Пуантро повел ее в танце. Под покровом черной ночи Роган Уитни пробрался на палубу из укромного места под старыми парусами, где они прятались с Бертраном. Горечь, не дававшая ни сна, ни отдыха, вновь охватила его.
Прикрыв глаза, он с ошеломляющей ясностью слышал крики гибнущих матросов, орудийную канонаду и оглушительный взрыв, предшествовавший погружению его корабля в пучину океана. Горечь постепенно перерастала в ярость.
Новый Орлеан остался далеко позади — но прошлое не отступало. Мысль о своем прекрасном судне, образы погибших друзей, их вдов и осиротевших детей, сознание того, что страна, которой он так беззаветно служил, заклеймила его как своего врага, — все это заставляло сжиматься сердце.
Ненавистное лицо Жерара Пуантро всплыло перед его мысленным взором.
«…Эта буква — начальная от Пуантро, фамилии человека, который вас уничтожит!» — вспомнил он.
Роган невольно потянулся к груди и нащупал клеймо. Как ошибся Пуантро! Вместо того чтобы стать знаком отверженности и унижения, эта печать на теле послужит вечным напоминанием о злодействе, которое должно быть отомщено.
Сердце стучало, когда он, вглядываясь в тьму ночи, устремился мысленным взором к давно скрывшемуся из виду берегу. Роган выпрямился и, широко расставив ноги, устойчиво встал на краю палубы.
Он говорил хриплым шепотом, обращаясь к всемогущему морскому ветру, который дул ему в лицо, ко всем незримым очевидцам кровавой расправы и к замученному пытками Дугану, призывая их в свидетели.
— В эту ночь… в этот час… в этот миг я клянусь отомстить за гибель моей команды, за убийство моего друга и потерю прекрасного судна. Я клянусь, что справедливость восторжествует. Чего бы мне это ни стоило, человек, виновный в злодеянии, ответит за все. И я клянусь, что это станет главным делом моей жизни… Клянусь своей честью, своей жизнью, своим сердцем!
Ночной ветер усиливался, как бы внимая словам торжественной клятвы. Роган Уитни принял на себя всю тяжесть морального долга и намеревался расквитаться, не задумываясь над тем, куда это его приведет.
Глава 1
— Габриэль…
Голос сестры Маделайн как осиное жало впился в ухо, заставив Габриэль Дюбэй прервать созерцание появившегося на горизонте судна. Его контур четко вырисовывался в окне классной комнаты женской монастырской школы. Повернувшись к одетой в черное монахине и приготовившись услышать порицание, которое последует непременно, Габриэль изобразила фальшивую улыбку.
— Да, сестра.
— Ты можешь продолжить перевод поэмы с того места, на котором остановилась Селисте?
Не запнувшись, Габриэль ответила:
— Я не знаю, сестра, где остановилась Селисте. Я не слушала. Я смотрела в окно.
Остальные ученицы дружно охнули от ее ответа, но на лице сестры Маделайн не дрогнул ни один мускул. — Понятно.
Дородная монахиня почувствовала во взгляде Габриэль открытый вызов. Затянувшаяся пауза говорила больше, чем слова.
— Как давно ты с нами, Габриэль?
Голос сестры Маделайн еще глубже вонзился в нее. Глубокая морщинка, обозначившаяся между жиденькими бровками монахини, и поджатый рот были серьезным предостережением. Габриэль едва подавила невольный стон. Она могла определять настроение монахинь так же, как свое собственное!
