Шеридан-старший отказался даже говорить об их возможном браке. Аметист была уверена, что только привычка держать данное слово не позволила плантатору разорвать их сделку, касающуюся продуктов, после того как Маркус Петерс оказал им «услугу», поставив хозяина в известность про шашни его сыночка с «актрисой из погорелого театра». С каждым днем напряжение возрастало и грозило перейти в открытую ссору с того дня, как Уильям признался в своем намерении жениться.
Аметист нахмурилась. Она считала, что Уильям поспешил со своим заявлением. Несмотря на не слишком простую жизнь, девушка вовсе не стремилась как можно скорее выскочить замуж. Ей всего шестнадцать лет; раз уж есть возможность существовать на жалованье актрисы, зачем делать поспешные шаги? Вдобавок Аметист должна была убедиться, что связавшие их с Уильямом чувства сравнимы с трогательной и пылкой любовью, существовавшей между отцом и мамой. Их преданность и нежность прекрасно сохранились в ее памяти и служили источником душевной силы в самые тяжелые минуты. Аметист понимала, что только такая любовь может сделать ее счастливой, и потому с особенной осторожностью подходила к вопросу о возможной свадьбе. А вот Уильям был слишком нетерпелив… и упорен. — Его совершенно не смущало то, что придется идти против родительской воли, и лишь нерешительность Аметист удерживала пылкого влюбленного от скоропалительной свадьбы. Девушка нисколько не сомневалась в силе его любви. Преданный, заботливый, ласковый, временами чересчур ревнивый, Уильям любил ее всем сердцем и не старался это скрывать. Аметист понимала и то, что чувство Уильяма становится все сильнее с каждым днем, а значит, его терпение на исходе. Временами ей даже становилось неловко из-за своей нерешительности, делавшей юношу глубоко несчастным.
С другой стороны, Аметист не могло не оскорблять надменное предубеждение его отца против ее профессии. Всякий раз воспоминание об этом будило в ней острую вспышку гнева, и милые губки кривила язвительная гримаса, совершенно не вязавшаяся с обликом «приличной юной леди». Возможно, подчас ее появление на сцене чересчур пылкая часть публики приветствовала слишком откровенно и шумно, однако полученные за представление деньги позволяли им с мамой обеспечивать свои скромные нужды и ни от кого не зависеть. И пусть им не удалось выдвинуться дальше вторых ролей — зато папа был по-настоящему великим артистом. У нее нет никаких причин стыдиться своей профессии. Что же касается тех скользких предложений, с которыми иногда сталкиваются актрисы, она попросту не собиралась их замечать. Впрочем, их никто никогда ей и не делал, а вот Уильям вечно заводит об этом речь и считает, что она не соглашается на брак нарочно, чтобы отомстить ему за предубеждения его отца. Может, отчасти так оно и есть, и… Если бы она могла разобраться в своих чувствах!
По крайней мере, в одном девушка была уверена вполне: для Ямайки наступили тяжелые времена, и плантация Шеридана не стала исключением, а явиться туда яблоком раздора Аметист не позволило бы чувство собственного достоинства. Голод, эпидемии, бесконечные ураганы, уничтожавшие посевы, — все это требовало максимального напряжения сил, а значит, Щеридан-старший и Шеридан-младший должны стоять плечом к плечу, чтобы избежать разорения. Аметист слишком ценила кровные узы — особенно теперь, когда не стало ее мамы, — и ни за что не согласилась бы встать между отцом и сыном. Лучше уж заняться своими проблемами — а их тоже немало: не далее как вчера ей стало известно, что в «Америкен компани» поговаривают о скором возвращении на материк. Война за независимость увенчалась победой, и многие стремились вернуться на родину. Не дай Бог, Уильям узнает об этом — он просто не даст ей проходу!
Ее размышления прервал приглушенный мужской голос, доносившийся из соседней комнаты, — должно быть, кто-то разговаривал с Тилли. Аметист глянула на часы на ночном столике, и ей стало слегка не по себе. Уильям собирался явиться не раньше чем через час. Неужели что-то стряслось на плантации?
Желая выяснить это как можно скорее, девушка кое-как накинула на кровать покрывало и, распахнув дверь, озабоченно воскликнула:
— Уильям, что ты здесь делаешь в такую рань? Я не думала…
И тут же замолкла на полуслове под пронзительным взглядом серо-стальных глаз.
Рано утром «Салли» на виду у всех гордо вошла в Кингстонскую гавань. Ее экипаж едва сдерживал нетерпение — всем хотелось, как можно скорее оказаться на берегу. Дэмиен как ни в чем не бывало, явился к начальнику порта и предъявил поддельные бумаги на корабль, с великолепной выдержкой игнорируя недоуменные гримасы на физиономиях тупых служак, чуть ли не вылизавших каждый документ. Однако придраться было не к чему, и его отпустили с миром, поставив все нужные отметки. Впервые в жизни ограниченность чиновников от мореходства принесла Дэмиену пользу. Он не боялся предательства тех, кто знает его в лицо: верные друзья промолчат, а враги побоятся его пресловутой обеа. Ха! Вот шутка так шутка! Посмеиваясь над суеверными островитянами, капитан с довольной улыбкой спустился к себе в каюту, чтобы переодеться. Сами себе создали идола — и сами же его боятся! Все как один, кроме… кроме проклятой малявки с фиалковыми глазищами в пол-лица. Судя по всему, эта пигалица плевать хотела и на него, и на его славу колдуна-чародея.
Стараясь подавить невольное раздражение, Дэмиен торопливо переменил костюм и вышел из каюты, подгоняемый все той же смутной тревогой, что не давала ему покоя на протяжении последнего плавания.
Вскоре он уже стоял возле дома, в котором жила Аметист со своей служанкой. Достаточно было одного взгляда на голый, невыразительный фасад, чтобы его сердце принялось отбивать прямо-таки сумасшедшую дробь. Злясь на свою неуместную впечатлительность, Дэмиен с суровым видом поднялся на крыльцо. Он хотел было постучать, но передумал — разве не его щедрость поддерживала существование здешних обитателей на протяжении целых трех лет?
Капитан рывком распахнул дверь, не на шутку напугав рослую мулатку. Тилли, громко охнув, приняла молитвенную позу и стала раскачиваться, напевая какое-то заклинание; в ее темных глазах застыла смесь ужаса и благоговения.
Чувствуя, как в его груди вскипает волна необъяснимого гнева, Дэмиен довольно грубо спросил:
— Где твоя хозяйка? Мне надо с ней поговорить!
— Она у себя в спальне, капитан. — Грудной голос служанки задрожал.
— Ну, так ступай и скажи, что я пришел! Или прикажешь мне дожидаться ее целый день?
На самом деле Дэмиен чувствовал, что терпение его на исходе; он больше не в силах ждать и вот-вот сорвется, если сию же минуту не увидит Аметист. Дьявольщина! Что за морок напустила на него эта девчонка?
В тот же миг, как будто что-то почувствовав, Аметист неожиданно открыла дверь и, встав на пороге, с тревогой спросила:
— Уильям, что ты здесь делаешь в такую рань? Я не думала…
Взгляд широко распахнутых лавандовых глаз словно приклеился к его лицу, и Дэмиен ощутил, как все внутри у него замерло. Это были все те же запомнившиеся ему огромные глаза в обрамлении черных пушистых ресниц, но… Господь свидетель, он смотрел и не мог насмотреться, замечая все новые перемены в этом знакомом — и в то же время незнакомом ему облике женщины-ребенка. Все в ней поражало совершенством — нежный овал лица, обрамленного блестящими, черными как ночь длинными локонами, идеально вылепленные, слегка приподнятые скулы, чистая гладкая кожа, лишь чуть-чуть тронутая загаром, с проступавшим под ней неярким румянцем, тонкий и прямой нос. Выразительные влажные губы, казалось, были словно нарочно созданы для поцелуев…
Неожиданно капитан обратил внимание на то, что эти губы выражают крайнее недовольство, а тонкие, изящные руки сжались в кулаки; но даже это не умерило его восхищения стоявшей перед ним юной красавицей. Напротив, Дэмиен почувствовал, как его охватило неистовое желание завладеть ею навсегда, холить и лелеять, стать ее повелителем и защитником.
Забывшись, он даже протянул к ней руки, но его тут же остановил звонкий гневный голос:
— Что вы здесь делаете?
С трудом подавив свой порыв, Дэмиен сердито прищурился:
— Судя по всему, ты изменилась только внешне, а в душе осталась все той же маленькой паршивкой, не так ли, Аметист?
— Капитан Стрейт, — язвительно отвечала девушка, намеренно пропуская мимо ушей оскорбительное замечание, — ваш визит вежливости немного запоздал! Мамы здесь больше нет, так что некому будет тешить ваше больное самолюбие бесконечными благодарностями!
